– Хорошая песня, – говорит он, когда начинает играть новая мелодия, которой он тоже подпевает. Я с любопытством смотрю на приборную панель и читаю название – Night Moves Боба Сигера. Шон совершенно непринужденно сжимает мое бедро пальцами и поет, но когда я вслушиваюсь в слова, то они выбивают почву у меня из-под ног. Чем дольше он поет, тем сильнее меня тошнит. Песня о никчемной летней интрижке, о герое, который коротает время с помощью секса, пока ему не попадется партнерша получше. Шон замечает мои насупленные брови, когда мы подъезжаем к владениям его кузена, и взору предстает живописный вид на озеро. Мое настроение стремительно падает до нуля.
Как только машина останавливается, я спихиваю его руку со своего бедра и выпрыгиваю. На берегу озера Доминик наблюдает за нами с плота размером с тракторную шину.
– Какого хрена? – спрашивает Шон. Я разворачиваюсь и иду в обратном направлении к лесу, который отбрасывает тень на несколько метров. Я успеваю выйти на небольшую горную тропинку, ведущую к поляне, когда слышу голос Доминика.
– Что, нахрен, с ней такое?
Я даже не собираюсь возвращаться, чтобы объяснить свое поведение. Просто бросаюсь к деревьям, обутая в шлепанцы, которые совсем не годятся для утреннего похода. Я веду себя как идиотка, и мне нужно взять себя в руки, пока не натворила дел похуже.
– Сесилия.
– Шон… просто оставь меня на минуту.
– Нет, черт возьми. – Он идет за мной. – Давай больше так не делать.
– Серьезно, я хочу побыть одна, – огрызаюсь я.
– Еще двадцать минут назад ты пела по-другому.
Я круто разворачиваюсь, чуть не ударившись о его грудь.
– Кстати, о пении. Какого черта это было?
Он сводит брови.
– Ты о чем?
– О песне, которую ты мне пел. Ты на что-то намекал?
– По дороге сюда я песен семь поставил. Может, уточнишь, о какой идет речь?
Я скрещиваю на груди руки, пока он раскидывает мозгами, и вижу, как до него доходит.
– Это просто песня.
– Так что я для тебя? Чем все кончится?
Шон подходит близко-близко и, взяв меня за запястье, кладет мою руку себе на грудь.
– Я пока понятия не имею, и ты тоже, но клянусь тебе: это лишь четвертая доля темпа, с которым бьется мое чертово сердце, когда приходится гнаться за твоей красивой и сумасшедшей попкой.
– Я слышала, что вы делите женщин.
Он даже бровью не ведет.
– Делим.
Тишина.
Я вырываюсь и скрещиваю на груди руки.
– Поподробнее не хочешь рассказать?
– Нет. И если ты об этом слышала, то не потому, что мы это обсуждали.
– Ого, звучит так высокомерно.
Шон проводит рукой по золотистым прядям.
– Это правда.
– Так вот для чего ты взял меня с собой?
Шон клацает зубами.
– Своим поведением ты сыпешь соль на рану.
– В смысле?
– В смысле: разве я не должен обижаться из-за того, что ты считаешь меня чертовым ничтожеством, раз я в доле?
Я только смотрю, как он шагает ко мне, встав близко-близко, его глаза горят от гнева.
– Тебя тянет к Доминику. Можешь отрицать, сколько влезет, но я вижу, чувствую это притяжение, и не буду мешать или заявлять на тебя права, потому что это не принесет нам ничего хорошего. Правда в том, что так я лишь сильнее хочу тебя. Я реально кайфую от этого и не собираюсь извиняться. И не стану требовать извинений у тебя за влечение к Дому. Когда мы впервые переспали, я говорил тебе, что не завожу традиционных отношений, и Доминик тоже. Предоставляя тебе выбор, я скорее проявляю уважение к своим чувствам и к твоим желаниям. Отрицать, что я видел, как ты не раз трахала его глазами, гораздо хуже.
Я с изумлением смотрю на Шона, потрясенная до глубины души его безжалостным прямодушием.
– Перестань хоть на несколько секунд забивать себе мозги и будь честной с собой. Я прошу только об этом. Просто будь честной. В глубине души, если бы тебе не пришлось выбирать, как бы ты поступила?
Я в полном смятении замираю, и Шон наклоняется, вторгаясь в мой разум.
– Я… я, я с тобой, – с запинкой произношу я, ненавидя его за то, что он пришел к таким выводам. Его суперсила в понимании людей и предвосхищении их желаний только что вышли мне боком. Когда Шон придвигается, я чувствую только вину.
– Господи, как ты красива, – шепчет он. – Но как же ты ошибаешься, думая, что я хочу от тебя чего-то большего, чем ты желаешь дать. – Шон ведет пальцем от моего подбородка до шеи. – Я не пытаюсь манипуляциями тебя уговорить. И сегодня, заехав за тобой, думал, что ты сядешь только на мой член и без зрителей. – Его глаза в коричневую крапинку сверкают. – Но зная, что ты думаешь об этом, чертовски возбуждаюсь. – Он проводит своими губами по моим легчайшим касанием. – Но решение всегда – всегда – за тобой.
Я стою, глупо разинув рот и потеряв дар речи. Шон чертыхается, увидев мое выражение лица.
– Давай просто отложим эту тему, ладно? Когда я заехал за тобой, ты была такой радостной. Меньше всего хочу сегодня с тобой ругаться. Давай попробуем приятно провести время.
Я стою, оцепенев от шока и растерянности, и Шон тянет меня за руку, но я выдергиваю ее.
– Ты прикалываешься надо мной? Ты только что сказал… – Я изумленно смотрю на него. – Я думала, мы… ты…
Шон оборачивается, и я осознаю, что он видит на моем лице и в глазах противоречивые обиду и растерянность.
– У тебя появились ко мне чувства, Щеночек?
Мне лишь остается ответить ему с той же искренностью.
– Да, конечно, появились. Мы… я надеялась… Не знаю.
– Правильно, мы не знаем, так что хватит обижаться и устраивать драму на пустом месте. Ты хочешь мне доверять, но сама боишься открыться, и я ничего не могу с этим поделать. Могу хоть каждый день напоминать, что со мной тебе ничто не угрожает, но бессмысленно, пока ты сама не поверишь. И кстати, чувства у меня появились, как только я тебя увидел. – Я обмякаю, когда он проводит пальцем по моим губам. – Ты красивая, умная, добрая, чуткая и не только. – Шон опускается лбом мне на плечо и стонет: – И сердишься.
Шок проходит, и я решаю попробовать быть честной с самой собой, дать себе право попытаться посмотреть на ситуацию его глазами. В словах Шона таится много правды, но я хочу увидеть в его глазах обиду и не вижу. Меня это огорчает и в каком-то смысле уязвляет. Я-то надеялась, что он будет ревновать меня, но этого не происходит.
– Просто не хочу чувствовать себя…
Шон поднимает голову.
– Использованной? Униженной? Это от тебя зависит. Дело в тебе, детка, не во мне. – Шон наклоняется. – Любое вынесенное сейчас осуждение твое и только твое. – Он еще держит меня за руку и, медленно ее приподняв, целует по очереди подушечки пальцев. – Когда мы стали проводить вместе время, я не думал… – Он заглядывает мне в саму душу. – Я был и буду с тобой в моногамных отношениях, Сесилия, если ты действительно этого хочешь. Легко. Я уже готов запереться с тобой в комнате и выбросить ключ из-за тех чувств, которые, как мне кажется, у тебя начинают появляться. Но есть и другой вариант, и я не хочу ограничивать тебя, потому что раскрепощенность так прекрасна. А ты достойна получить все, что хочешь. – Шон наклоняется и легко, как перышко, целует ямочку на шее, его губы путешествуют по моей мгновенно разогревшейся коже. Он хватает меня за волосы, лаская теплым дыханием ухо. – Хотеть его член – нормально, детка. Я с офигенным наслаждением, как дикарь, буду смотреть, как он проникает в твое тело.