– Римлянам 8:38–39.
Она быстро находит нужную страницу и, к моему удивлению, зачитывает ее вслух.
– Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, – тихо шепчет она, – ни ангелы, ни начала, ни силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другое какое творение не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем.
Она смотрит на меня, и в ее глазах мелькают эмоции – в основном это страх.
– Ты веришь, что это правда?
– Это единственные строфы, которые я знаю наизусть. Так что, думаю, я хочу в них верить. – Ее взгляд показывает, что и она тоже.
Она смотрит мимо меня на Доминика, который стоит за моей спиной.
– Elle est trop belle. Trop intelligente. Mais trop jeune. Cette fille sera ta perte… – Она слишком красива. Слишком умна. Но еще юна. Эта девушка станет твоей погибелью.
Я поднимаю глаза на Доминика, лицо которого остается безучастным. Расстроившись, что не могу понять больше ее слов, я встаю.
– Было приятно познакомиться.
Она отмахивается, и мы бредем к двери. На пороге я оглядываюсь и вижу, как легонько приподнимаются уголки ее губ. Это улыбка Доминика, и отчасти я воодушевляюсь при виде нее.
Проходит несколько минут очередной молчаливой поездки, и я делаю тише орущее радио Доминика.
– Что случилось с твоими родителями?
У него подергивается мускул на подбородке, и Доминик бросает на меня взгляд, который мне не понять.
Когда он снова врубает радио и переключает передачу, чтобы разогнаться, я понимаю, что поддерживать разговор Доминик не собирается. Я в недоумении наблюдаю за ним, сбитая с толку из-за перемены в его настроении и невыносимо красивой маски на лице, а еще из-за секретов, которые он так тщательно оберегает. В этом плане Доминик очень походит на Шона. Когда им задаешь вопросы, оба уклончиво отвечают, словно прошли и достигли вершин мастерства на уроках лаконичных ответов. Я выдыхаю, надув щеки, и решаю погодить с вопросами. Смысла никакого. Доминик снова стал неприступным, на это указывают его невербальные знаки. Я ухожу в себя, пока мы не подъезжаем к гаражу.
Доминик паркуется возле гаражного отсека и вылетает из машины так, словно хочет уйти от меня как можно скорее. Я же сижу в машине и смотрю, как он, не оглядываясь, заходит в мастерскую. День сегодня выдался, мягко говоря, насыщенным и немного познавательным.
Мое внимание привлекает огневая вспышка, и через лобовое стекло я замечаю Шона, захлопывающего свою зажигалку.
Он подходит ко мне, когда я вылезаю из машины.
– Как понимаю, все прошло не лучшим образом?
– С какой стати ты прислал за мной этого человека?
Он еле слышно посмеивается, но в глазах веселья нет.
– Что происходит у тебя в голове, Щеночек?
Я обхватываю его руками, и Шон осторожно выдыхает облако дыма, чтобы оно не коснулось моего лица.
– Просто рада тебя видеть.
– Это правда? – В его словах не звучат обвинительные нотки, но я знаю, что он видел, с каким неприкрытым интересом я смотрю на его соседа. Впрочем, Шон знает Доминика как никто другой. Уж он-то в курсе, что какие-то один-два часа наедине с его другом могут быть невыносимыми и утомительными.
Шон бросает сигарету и притягивает меня к себе, поцелуем стирая эту загадку. Когда он отстраняется, я с силой хватаю его за волосы.
– Почему ты не заехал за мной?
– Пара причин, одна из которых – непредвиденная и принудительная рабочая встреча в выходной день.
– О да?
Он улыбается мне.
– Ты отлично сражалась, детка.
Это моя первая настоящая улыбка за день.
Глава 24
Я спускаюсь со ступенек, где возле пассажирского сиденья стоит Шон, встречая меня с умопомрачительной улыбкой. Он обводит голодным взглядом мою накидку, под которой скрывается пугающе эффектный купальник. Я подхожу к Шону, и он обхватывает теплыми мозолистыми руками мою задницу и притягивает к себе, словно заявляя свои права. Когда он целует меня с языком и из его груди вырывается тихий стон, я уже начинаю жаждать продолжения. Мне мало того, чем мы занимаемся, я страстно желаю того, что будет потом. Вчера вечером я позвонила Кристи и рассказала о своих отношениях с Шоном, беззастенчиво поведав некоторые детали, потому что она мой человек и тоже проявляет интерес ко всему, что с ним связано.
Рядом с ним я счастлива. Мое романтичное сердце поет. Ответ за это лежит на Шоне, с самого первого дня нашего знакомства. Он стискивает меня руками и целует, целует, наши языки сражаются друг с другом. Ощущение его тела, его аромат – мое новое пристрастие. Я балдею от Шона, и он берет все в свои руки, притягивая к себе, и трется стояком о мой живот, чтобы я поняла, как сильно он меня хочет.
Когда мы наконец отрываемся друг от друга, его глаза сияют, а на губах виднеется довольная улыбка.
– Что тебе вчера снилось?
– Ты не будешь спрашивать, кто мне снился?
– Я не льщу себе.
– А стоило. Ты был во всех снах, что я помню.
– В хороших?
– Чертовски хороших.
– Рад слышать. Готова повеселиться?
– Всегда.
– Моя умница. – Когда я усаживаюсь в машину, Шон пристегивает меня и нежно целует в губы, словно не может ждать ни секунды.
– Дом придет. Надеюсь, ты не против.
Немного поникнув духом, я лишь киваю. Я надеялась побыть с Шоном, но не стану поднимать из-за этого бучу, потому что время мы всегда проводим с пользой. Доминик выводит меня из себя, и с этим трудно примириться. Влечение к нему не поддается объяснению, я лишь чувствую себя виноватой. Я не рассказываю об этом Шону – не хочу, чтобы он так же, как я в последние дни, из-за этого напрягался. Находиться в обществе Доминика то же самое, что наблюдать в замедленной съемке за взрывом металла. С Шоном я как за каменной стеной, но когда рядом Доминик, то возникает ощущение, будто с каждым вдохом я втягиваю что-то опасное. И вместе с тем он так же с каждым вдохом пьянит меня все сильнее.
Я предпочитаю быть трезвой и подготовленной. По крайней мере, так я себя убеждаю.
Сев за руль, Шон сжимает мою ладонь и ведет большим пальцем по моему бедру.
– Выглядишь прекрасно.
Я отвечаю лучезарной улыбкой.
– Ты тоже.
– Поехали, детка, – шепотом говорит он, поцеловав меня еще раз, откидывается на спинку кресла и заводит мотор. Из динамиков разносится южный рок, Шон постукивает пальцами по рулю, а я просто… смотрю на него. Возможно, это еще не любовь, но иначе чем слепым увлечением не назовешь. Мы подпеваем классическому року и едем на озеро. За его креслом стоит доверху набитый холодильник.