Лето злых духов Убумэ - читать онлайн книгу. Автор: Нацухико Кёгоку cтр.№ 20

– А, вот как… Про убумэ я слышал. Это призрак, который бродит повсюду и пытается отдать своего младенца кому-нибудь, кто сможет о нем позаботиться. Но почему эти иероглифы читаются как «убумэ»?

– Они так не читаются. Кокакутё – это демон из Китая. Иногда его называют «ночной куртизанкой» или «божественной небесной девой». Это оборотень. Когда она облачается в перья, то становится птицей, а когда сбрасывает их, то обращается призраком женщины. Об этом написано, в частности, в «Компендиуме лекарственных веществ» Ли Шичжэня. Я уверен, что в энциклопедическом справочнике эпохи Эдо под названием «Японо-китайский иллюстрированный сборник трех миров» также была статья, касавшаяся убумэ. Полагаю, что Сэкиэн позаимствовал название своего рисунка непосредственно оттуда, но что-то здесь не сходится. Считается, что китайская кокакутё похищает младенцев‐девочек и вскармливает и воспитывает их как своих собственных детей, что является полной противоположностью тому, как ведет себя убумэ, верно? Да, и еще обычно слово «убумэ» записывается как сочетание иероглифов «рожать» и «женщина»:

Кёгокудо говорил, не переставая поглощать свою лапшу, но я всегда прекращал есть и откладывал в сторону палочки, когда разговаривал, так что моя соба вскоре остыла и размокла.

– Так убумэ – это призрак женщины, умершей при родах, правильно?

– Не призрак как таковой. Есть мнение, что это сожаления умершей при родах женщины, принявшие физическую форму. Идет ли речь о дочери семьи Ямада, живущей по соседству, или о знатной даме из богатой семьи, – если они умрут при родах, их сожаления вернутся и будут скитаться по миру. Вот почему, когда появляется одна из них, это верный признак того, что в чьей-то семье случилась трагедия. В пользу того, что они не являются призраками, говорит тот факт, что убумэ не приходят за каким-то определенным человеком, чтобы мучить его, и ты, должно быть, заметил, что выражение ее лица совсем не такое яростное, как у большинства призраков.

Конечно же, я тоже об этом подумал.

– Все же у современных людей недостает способностей извлечь смысл из этих записей, – задумчиво проговорил Кёгокудо. – Легко сказать: «Это сожаление женщины, умершей в родах, принявшее физическую форму», но что это за физическая форма – ответить на этот вопрос весьма затруднительно, не так ли?

– Ну разумеется. Сожаление ведь не имеет определенной физической формы, тут уж ничего не поделаешь.

– И все же мы изображаем нечто настолько сложное, как человеческую душу, в виде самого простого символа сердца. Возможно, он основан на форме соответствующего органа или на форме чашечки для саке, но всякий, кто увидит этот символ, тотчас поймет, что это душа. Хотя у души нет никакой формы.

– Я полагаю…

– То же самое с убумэ – это символ. Просто в современном мире он не используется. Отчасти потому, что уровень смертности рожениц значительно снизился, но это не дает исчерпывающего объяснения. Сама область сверхъестественного стремительно уходит из повседневной речи и становится более личным опытом. Если сегодня люди и говорят об этом, то основной темой их разговоров становятся очевидцы и их истории. В рассказах о призраках и мстительных духах мы в конечном счете слышим о человеке, которого ненавидит призрак, а не об особенностях и судьбе самого призрака. Современная убумэ – это некая Хана Ямада-сан, умершая в результате врачебной ошибки, которая ночь за ночью, как на дежурство, является к изголовью кровати виноватого врача, чтобы изводить его плачем и угрожать предъявлением судебного иска. Вот в какое скучное и приземленное создание она превратилась.

– Ну я уверен, что в стародавние времена роды были гораздо более опасны для жизни, так что, когда что-то шло не так, некого было в этом винить. Женщина, которая, к несчастью, умирала, могла иметь сожаления, но, вероятно, у нее не было бы повода становиться разгневанным призраком.

Теперь мне совсем не хотелось прекращать наш разговор. Кёгокудо допил бульон от удона, затем, ворча что-то в ответ на мое последнее замечание, отправился на кухню, откуда вскоре вернулся с двумя чашками холодного ячменного чая – муги-тя. Одну из них он предложил мне. Затем пробормотал, больше обращаясь к самому себе:

– Однако почему вышло так, что кокакутё и убумэ смешались? Украсть ребенка и отдать ребенка кому-то другому – это совершенно разные вещи.

Доев наконец свою тануки-собу и все еще чувствуя жажду, я откинулся назад и выпил свой чай одним освежающим глотком.

– А что, кстати, делает убумэ после того, как отдала своего ребенка?

– Ничего. Некоторые говорят, что, если ты возьмешь у нее ребенка, тот будет становиться все тяжелее и тяжелее, пока не раздавит тебя, или ты заболеешь, но эти детали, скорее всего, были добавлены позже, чтобы сделать рассказы пострашнее. Согласно другим версиям, приемные родители обретают сверхъестественную силу, однако это уже больше похоже на истории о сказочных героях и их испытаниях. Для современного слушателя это уже совершенно не страшно. Но было еще кое-что… – Кёгокудо обернулся и бегло окинул взглядом книжную полку за своей спиной.

Однако, судя по всему, книги, которую он искал, там не было, так что спустя мгновение мой друг снова повернулся ко мне и продолжил свое объяснение:

– Сэкиэн создал свои лучшие работы в эпоху Анъэй ^[38], с тысяча семьсот семьдесят второго по тысяча семьсот восьмидесятый год, но если заглянуть еще на сто лет в прошлое, то в те времена страх перед убумэ был еще в самом расцвете. Думаю, это был третий год эры Дзёкё – то есть, по современному западному летоисчислению, тысяча шестьсот восемьдесят шестой год ^[39], чуть больше чем за сто лет до смерти Сэкиэна, – к этому периоду относится особенно примечательная запись об убумэ, опубликованная в «Рассуждениях о ста повестях о призраках».

Взгляд Кёгокудо остановился на воображаемой точке в воздухе примерно в трех дюймах над моей головой, и он начал зачитывать фрагмент из «Рассуждений о ста повестях о призраках» по памяти:

– «Из всех передаваемых из уст в уста таинственных историй те, что повествуют об убумэ, – самые противоречивые и пугающие. Говорят, когда умирает беременная женщина, ее привязанность к ребенку обретает физическую форму. Она становится призраком, чье тело от пояса и ниже залито кровью, плачущим подобно птице: «обаро-о, обаро-о». Ну, что скажешь? На мой взгляд, гораздо страшнее, чем эта картина. Впрочем, преобладающее отношение к сверхъестественному и загадочному, которое ты найдешь в «Рассуждениях…», – это отрицание.