Заметив на ее руке великолепный браслет, тонкий золотой ободок с небольшим кулоном, свисающим с него, я принимаюсь гадать, есть ли какой-нибудь способ снять его с запястья Лэндри так, чтобы она не заметила. Черт, нет, одергиваю я себя. Тебе больше не нужно заниматься этой фигней; если ты это сделаешь, это будет равно самоубийству, поэтому просто спроси ее, где она его взяла, и купи точно такой же. Но покупать браслет не так интересно, поэтому я просто отвечаю на ее комплимент:
– О, спасибо. Я не могла решить, что надеть, поэтому выбрала то, что попроще.
– А Эдди пришел? – интересуется Эмили.
Я снова киваю, указывая за спину.
– Я оставила его охотиться за виски.
Все пять женщин разражаются натянутым смехом, как будто я удачно пошутила. Вообще-то в последнее время Эдди стал больше пить: в мусорном баке полно пустых бутылок, и я решила сегодня вечером приглядывать за ним повнимательнее, тем более что он за рулем. Конечно, я не собираюсь рассказывать об этом девчулям.
Кэролайн, кажется, замечает что-то в моем тоне, потому что произносит довольно многозначительно:
– Мне все еще не верится, что Трипп Ингрэм мог убить свою жену и ее лучшую подругу.
Поверх ее плеча я вижу мужчину, одетого гораздо более просто, чем остальные присутствующие, с камерой в руках, которой он всех вокруг фотографирует. Где вообще появляются такие снимки? Кому захочется смотреть на сплетничающих домохозяек?
– Я хочу сказать, Трипп по-прежнему утверждает, что не имеет никакого отношения к… – Кэролайн переходит на шепот. – К убийствам. И определенно будет суд… – Сделав паузу, она переводит взгляд прямо на меня. – Что ж, все это, должно быть, сплошной кошмар для вас обоих.
Это так бесит, и в то же время так… чертовски закономерно, что именно Трипп Ингрэм может разрушить мою жизнь. В конце концов, такие, как Трипп, только это и делают. Гадят таким, как я.
– Мы молимся о благополучном исходе, – наконец говорю я.
О чудо, это сразу же заставляет их заткнуться. Дамочки решительно кивают, а Анна-Грейс даже бормочет:
– Аминь.
* * *
Примерно около десяти вечера мы с Эдди уходим, хотя вечеринка в полном разгаре: люди постепенно пьянеют, музыка становится громче, а я устаю улыбаться на камеру.
– Ты хорошо провела время? – интересуется Эдди.
Я настолько измотана, что готова сказать правду:
– Вообще-то нет.
В ответ он смеется и ослабляет галстук.
– Понимаю. Эти люди… что-то с чем-то.
Мы идем к нашей машине, под ногами хрустит гравий.
– Ты больше не думал об отъезде? – спрашиваю я, а затем оглядываюсь на Эдди через плечо. – То есть я помню твои слова о том, что Беа хотела, чтобы головной офис «Сазерн-Мэнорс» оставался в Алабаме. Но ведь можно продать компанию, не так ли? – Сделав паузу, я испытываю легкий страх, что зашла слишком далеко. – Я просто хочу сказать, что мы с тобой оба приехали сюда из других штатов. Мы могли бы начать все сначала где-нибудь в другом месте.
Эдди останавливается.
– Тебе этого хочется?
Несколько недель назад я бы ответила «нет», уверяла бы, что мечтаю остаться в Торнфилд-Эстейтс навсегда, но теперь, когда я увидела неприглядную сторону того, что считала идеальным местом, в моей душе зародились сомнения.
– Возможно, – наконец отвечаю я. – Если ты тоже хочешь.
Эдди запрокидывает голову, глядя в небо.
– Было бы неплохо, – неопределенно отвечает он.
На пути к машине Эдди снова резко останавливается.
– Ты что-то уронила.
Он наклоняется и поднимает с земли золотой браслет Лэндри. Я беру его и прячу обратно в сумочку.
– Ах, это. Спасибо.
– 28 —
– Ты волнуешься? – спрашиваю я, когда машина отъезжает от загородного клуба и спускается с крутого холма.
Три бокала «Совиньон Блан», выпитые на пустой желудок, развязали мне язык. Мотор тихонько урчит, других машин на дороге нет – вообще нет никаких звуков, если не считать тихого вздоха Эдди, положившего руку мне на колено.
– Из-за Триппа? Я бы не сказал, что не волнуюсь, это уж точно.
Он поднимает руку и расстегивает верхнюю пуговицу рубашки; повернув голову, в тусклом свете приборной панели я вижу тени под его глазами, заострившиеся скулы.
Я кладу ладонь на ногу Эдди.
– Все будет хорошо, – заверяю я его. – Теперь, когда Триппа арестовали…
Эдди усмехается и возвращает руку на руль, входя в очередной поворот.
– Это еще не конец, – произносит он. – Будет суд, будут репортеры, будут новые вопросы…
Замолчав, он качает головой.
– Такая херня творится.
Я думаю о том, что недавно в кофейне рассказывала мне Кэмпбелл о характере Эдди. О том, как кейтеринговая компания испортила вечеринку, Беа отшутилась, но Эдди…
Нет.
Нет, повторяю я, больше не позволю себе подобных мыслей. Эдди просил меня доверять ему, и я доверюсь.
– Мы вместе, – напоминаю я ему.
Выражение лица Эдди немного смягчается, когда он смотрит на меня.
– Да, точно, правда же?
С улыбкой он наклоняется, чтобы слегка коснуться губами моей щеки. От него, как всегда, хорошо пахнет, но сквозь пряный, дорогой аромат одеколона просачивается более дымный запах бурбона; на минуту мне невольно вспоминается Трипп, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не отпрянуть.
Эдди совсем не похож на Триппа, и мы только что были на вечеринке, черт возьми. Конечно, от него немного пахнет хорошей выпивкой – от меня, наверное, тоже до сих пор пахнет тем «Совиньон Блан», которое Эмили заставила меня выпить.
Мы въезжаем на подъездную дорожку перед освещенным фонарями домом, и я гадаю, привыкну ли когда-нибудь к мысли, что живу здесь. Что этот великолепный дом полностью мой. Ну, мой и Эдди.
Уже дома я выпиваю еще один бокал вина, пока Эдди отвечает на какие-то вечерние электронные письма, а затем решаю принять ванну. Я не могу насытиться этой гигантской ванной, тем, что могу пользоваться ею когда захочу. По пути я стягиваю с себя платье и беспечно бросаю его на мраморный пол, хотя оно стоит больше, чем моя арендная плата за квартиру Джона. На сегодняшнюю вечеринку я брала клатч поменьше, куда поместились лишь телефон, губная помада и несколько мятных леденцов, – а теперь там лежит и браслет Лэндри, – и, бросив сумку на тумбу, я слышу сигнал телефона. Нахмурившись, я вытаскиваю его из сумки, слегка беспокоясь, не обнаружилась ли уже пропажа браслета, но, увидев, от кого пришло сообщение, чувствую, как сердце уходит в пятки.
«Нам нужно поговорить».