От меня не укрывается то, как ее улыбка чуть-чуть тускнеет.
Понимаю тебя, девчуля.
– Он в музыкальной комнате. – Девушка указывает на коридор, и я благодарю ее.
В церкви пахнет горелым кофе и старыми документами, линолеум скрипит под моими балетками, когда я направляюсь в комнату в конце коридора, откуда доносятся пронзительные гитарные аккорды.
Джон сидит на возвышении посреди комнаты, перед ним пюпитр. Я вижу обложку его нотной тетради. «Хвалебные песни для радостных сердец». Как нельзя кстати, потому что мое сердце сейчас чертовски радостное. Пробежав пальцами по струнам, Джон поднимает взгляд и видит меня. Небольшая заминка – я понимаю, что он не сразу узнает меня.
Сегодня он одет в темно-синее поло с логотипом церкви на груди, волосы зачесаны назад. На нем чертовски хорошие новые кроссовки, и если раньше я в этом сомневалась, то теперь точно знаю, что не все деньги Эдди пошли на новую звуковую систему для церкви.
– Джейн! – Джон встает, откладывает гитару, но я останавливаю его жестом.
– Я ненадолго. Просто зашла, чтобы сообщить тебе, что наконец-то поговорила с тем таинственным человеком из Феникса.
Джон бледнеет, на моих глазах его щеки меняют цвет от румяно-розового до болезненно-серого, и это почти стоит того дерьма, через которое он заставил меня пройти, но не искупает его вины полностью.
– Знаешь, на самом деле он оказался неплохим парнем. Особенно когда я объяснила ему, что все, что ты ему наговорил, – чушь собачья.
Я до сих пор ощущаю тот шок, чистое гребаное облегчение, которое охватило меня, когда таинственный человек на другом конце провода ответил, что работает на Джорджи Смит, которая ищет свою сестру Лиз. Джорджи предполагает, что Лиз родила дочь, которая оказалась в приемной семье в Аризоне и, возможно, носила имя Хелен Бернс, и Джорджи хотела бы с ней познакомиться. С сожалением в голосе, даже с легкой тоской я подтвердила, что находилась в приемной семье с Хелен, но последнее, что мне о ней известно, – она подсела на наркотики, и я предполагаю, что она направилась еще дальше на запад, может быть, в Сиэтл? Нет, в Портленд. Куда-то туда. В любом случае, я не слышала о ней и не видела ее много лет, и – здесь я говорила, понизив голос, шепотом заговорщика, – я бы не стала на их месте больше разговаривать с Джоном Риверсом. В прошлом Джон Риверс уже обманывал таких пожилых женщин, как миссис Смит, – а ведь он обманул ее, утверждал, что знаком с ее племянницей, но не мог предоставить никаких доказательств. Частный детектив не удивился, просто сказал, что знает этот тип людей, и поблагодарил меня за уделенное время.
Закончив разговор, я ожидала, что теперь меня охватит горькое сожаление, ведь я только что оборвала единственную тонкую нить, связывающую меня с кем-то из родных. Год назад, даже несколько месяцев назад, узнав, что у моей мамы есть сестра, которая разыскивает меня, я бы почувствовала трогательную благодарность – тетя Джорджи. Теперь же это был лишний конец, который следовало обрубить. Я сделала свой выбор, создала свою семью, а остальное оставила в прошлом. И самое главное, теперь я не сомневалась: никто не знает, что на самом деле произошло в Фениксе. Я выкрутилась.
То и дело тяжело сглатывая, Джон продолжает таращиться на меня, и я спрашиваю себя, испытывал ли он такое же удовольствие, когда застал меня врасплох на парковке у хозяйственного магазина.
Если так, то я почти не виню его за тот поступок.
– Кстати, я постаралась убедить его, что ты чертовски подозрительный тип, и, просто для полноты картины, возможно, намекнула, что ты к тому же извращенец и одержим мной, так что он определенно больше не станет отвечать на твои звонки.
Это неправда, но очень уж забавно наблюдать, как Джон потеет.
И все же он не сдается.
– Ты что-то натворила, Джейн, – говорит он. – Ты от чего-то бежала. Иначе ты никогда бы не стала мне платить. – Он делает шаг вперед. – Ты бы никогда не переехала жить ко мне, если бы не была в бегах. Сколько мы пробыли вместе в одном детском доме? Два месяца? Ты едва знала меня. Но тебе нужно было где-то спрятаться. Поправь меня, если я ошибаюсь.
– Делать мне больше не хрен, – отвечаю я, поморщившись.
Джон бросает взгляд на дверь. Я оглядываюсь через плечо, подумав о девушке за столом, потом вспоминаю, где мы находимся, и меня пробирает смех.
– Ты… переживаешь из-за моих выражений, когда мы обсуждаем, как ты шантажировал меня?
Я подхожу ближе, моя новая дорогая сумка покачивается на сгибе локтя, подаренное Эдди кольцо сверкает на пальце.
– Ты умнее, чем я думала, признаю это, – говорю я Джону. – Но теперь все кончено. Не звони ни мне, ни Эдди, забудь, что когда-либо знал меня или что я вообще существовала.
– Забыть тебя или Хелен Бернс? – с угрюмым выражением лица уточняет он.
Мое сердце по-прежнему тяжело колотится в груди, когда я слышу это имя. Все кончено. Ее больше нет.
– Иди в жопу, Джон, – ласково отвечаю я ему.
Затем поднимаю взгляд на картину на стене – очередной лик Иисуса, на этот раз в окружении детей, а не ягнят.
– Прости, – одними губами говорю я ему, скорчив виноватую гримасу, а затем ухожу.
Проходя обратно мимо стола, я вижу, что девушка наблюдает за мной с явным любопытством на лице, и снова улыбаюсь ей, вытаскивая чековую книжку из сумочки.
– Мы с женихом слышали, что ваша церковь нуждается в новой музыкальной системе.
Я покидаю церковь, обеднев на несколько тысяч долларов, но ощущаю себя в большом выигрыше. Пусть Джон только попробует снова выкинуть какой-нибудь фортель теперь, когда его босс, преподобный Эллис, вышел, чтобы лично пожать мне руку и горячо поблагодарить за проявленную щедрость, и пообещал, что с этого момента наши с Эдди имена будут с благодарностью упоминать в каждой церковной программе. Я хочу, чтобы Джон видел это каждое воскресенье.
«Мистер Эдвард Рочестер и его жена миссис Джейн Рочестер».
Ладно, возможно, я слегка поторопилась, назвав себя его женой, но мы же собираемся пожениться. Эдди невиновен. А я – свободна.
Я сажусь в машину, сжимаю руками руль и делаю глубокий вдох. В конце концов, я же не убила мистера Брока. Убить человека и позволить ему умереть – это две разные вещи. Он это заслужил. Он позволил Джейн умереть. Настоящей Джейн, той, которую я любила, считала самой лучшей подругой из всех, своей сестрой, пусть даже не родной по крови. Ведь у нас был общий дом. У нас был общий кошмар.
Она всегда была щуплой, маленькой, постоянно подхватывала в школе всевозможные простуды или кишечные заболевания. Обычно мне удавалось ей помочь – витамин С, апельсиновый сок. Я делала для нее конспекты занятий, чтобы она не отставала от учебы. Но в тот последний раз она заболела и не поправилась. Кашель стал более влажным, надрывным, лихорадка усилилась. «Вы должны отвезти ее к врачу, вы должны», – умоляла я Броков, но те, как всегда, находили отговорки.