Когда он снова открывает глаза и я почти тону в игре цветов: коричневого, зеленого и золотого, – становится хуже. Желание быть ближе, чем позволяет проведенная им граница, почти лишает меня рассудка. Я хочу прижаться к нему и дать ему опору, в которой он, похоже, нуждается. Я чувствую ее – тоску, которая исходят от него и которая сбивает его с толку так же сильно, как и меня. Но в отличие от меня он, кажется, все контролирует.
Осторожно, словно чтобы не напугать меня, он тянется и проводит пальцами правой руки по моему уху. Его взгляд, зачарованно мерцая, следит за каждым движением, пока одна за другой меня накрывает волна приятной дрожи, и я собираюсь отбросить опасения, что все же пересеку воображаемую границу. Чтобы что-то делать – не знаю что, но мне кажется неправильным игнорировать свои чувства.
Когда его пальцы наконец достигают кончика уха, на его губах расплывается улыбка, которая волнует мое сердце. Но она исчезает так же быстро, как и появилась.
Когда он выпрямляется и хмурится, я понимаю, что время, когда он позволил мне заглянуть за фасад гордого рыцаря, прошло. Резко отдергивает руки и делает шаг назад – подальше от меня. Места на моей коже, которых он только что касался, тут же замерзают.
– Извини, – бормочет он.
Я опускаю руки, которые только что обхватывали его лицо, а теперь бессмысленно повисли в воздухе.
– Не за что извиняться.
В нерешительности мы стоим так мгновение, судорожно подыскивая подходящие слова, но не находим их. Мое сердце еще не поняло, что момент миновал, потому что оно все еще бьется быстро и взволнованно. Бурление крови в моих жилах не хочет проходить и почти сводит меня с ума.
– Мы должны тренироваться, пока для этого достаточно света, – наконец говорит Леандр.
Я киваю, потому что ничего другого не остается. О том, что он хотел показать, как защищаться с помощью кинжала, я уже почти забыла. И у меня больше нет желания тренироваться после того, что только что произошло. Хоть ничего и не было.
Он протягивает мне один из кинжалов, и, чувствуя знакомую холодную тяжесть в руке, я неохотно стряхиваю воспоминание о близости Леандра, чтобы лучше сосредоточиться.
Однако когда он подходит ко мне вплотную, чтобы поправить мою позу, концентрация мгновенно улетучивается. Я задерживаю дыхание, когда он проталкивает ногу между моими, чтобы, слегка надавив, раздвинуть их сильнее.
– С более широкой стойкой ты не так быстро теряешь равновесие, – бормочет он мне в ухо, что не помогает держать равновесие.
Ударив меня по пятке, он дает понять, что я должна выставить правую ногу немного вперед. Он стоит так близко позади меня, что его грудь прижимается к моей спине. Он поднимает мою руку, которой я сжимаю кинжал так, будто от этого зависит моя проклятая жизнь.
– Стой именно так, – дает он следующее указание.
Я почти издаю протестующий звук, когда он отходит в сторону. Вместо того чтобы снова позволить мне тренироваться в одиночестве, он встает передо мной.
– Теперь попробуй напасть на меня.
В недоумении я распахиваю глаза.
– Что?
– Ты должна напасть на меня.
Он, наверное, несерьезно?!
– Но… я могу причинить тебе боль…
Он смотрит на меня с надменной усмешкой.
– Ты можешь попробовать.
Для меня загадка, как ему в голову пришла мысль, что он сможет увернуться от меня на небольшом, всего в несколько сантиметров, расстоянии… Я ударю его и причиню боль и…
– Ну, давай! – бормочет он, когда я продолжаю колебаться. – Ты даже не поцарапаешь меня.
Нерешительно и неохотно я выставляю кинжал вперед, но Леандр легко уклоняется от меня.
– Что это было? – ворчит он. – Так ты даже не защитишься от одноногого старика!
Я сжимаю губы и пробую еще раз. И снова мимо, и снова вынуждена выслушивать его насмешки. Будто он предчувствует каждое мое движение еще до того, как я сама решила, куда атаковать. С каждым его саркастическим замечанием желание причинить ему боль становится все сильнее. Улетучивается недавняя интимность. Теперь передо мной снова рыцарь, а не юноша. И этот рыцарь не обращает на меня внимания, но позволяет с каждым новым снисходительным словом, искаженным выражением лица, поднятием бровей чувствовать себя жалкой. Мои атаки становятся более яростными, но я снова и снова промахиваюсь. Иногда чуть-чуть, но чаще довольно сильно. Раздраженная и разочарованная, я гоняюсь за ним по поляне, пока не начинаю задыхаться. С другой стороны, Леандр выглядит так, словно он прогуливается под лучами солнца.
И это расстраивает меня еще больше.
Во время очередной атаки я целюсь ему в шею. Ему же требуется лишь наклонить голову, чтобы избежать удара.
– Что я говорил тебе об атаке в шею? – спрашивает он.
– Слишком… маленькая цель, – задыхаюсь я. – Хаос.
– И почему ты все время пытаешься это сделать?
Хотелось бы, чтобы моего взгляда было достаточно, чтобы превратить его в груду пепла. К сожалению, остается только мечтать об этом.
– Потому что я… надеялась, что это… заставит тебя замолчать.
По его губам расплывается высокомерная улыбка.
– Зачем тебе это нужно?
Я скриплю зубами.
– Серьезно? Может, в следующий раз я должна целиться в твое огромное эго.
Мой резкий ответ, кажется, веселит его еще больше. Я ненавижу, когда кто-то развлекается за мой счет, и от этого чувствую себя ничтожной.
– С эго такое дело, – говорит он.
Без предупреждения он толкает меня назад, так что я прижимаюсь спиной к ближайшему дереву, хватает меня за запястья и нажимает большим пальцем в углубление чуть ниже ладони, пока у меня не остается другого выбора, кроме как выронить кинжал. Все происходит так быстро, что мне даже не приходит в голову мысль начать сопротивляться. В мгновение ока он не только обезоружил меня, но и обездвижил. Он прижимается ко мне, так что у меня не остается возможности ударить его или пнуть.
Не то чтобы я и правда думала об этом. Я чувствую себя как олень, который видит в зарослях мелькание наконечника стрелы и замирает на месте вместо того, чтобы убежать.
– Ты можешь не закрывать рта и иметь огромное эго, – шепчет Леандр, наклоняясь ко мне. Золото в его глазах блестит вызывающе. – Только за этим что-то должно быть. И как ни жаль, что приходится это говорить, но пока у тебя ничего такого нет. Я могу предвидеть твои атаки так же легко, как попытки ребенка.
Я стараюсь вслушиваться в его слова, которые должны бы ранить меня. Но когда он так близко ко мне, я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме него, – на тепле, которое он излучает, на его твердом теле, на запахе леса, сена и кожи. Кроме того, я слишком занята попытками понять, какой цвет сейчас преобладает в его глазах. Теплый коричневый, который теперь больше похож на расплавленное золото? Или в нем больше зеленых крапинок, отчего радужка кажется ярче?