Свенельд. Зов валькирий - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Дворецкая cтр.№ 20

Боргар хёвдинг был зрелым мужчиной с толстым носом и длинными темно-русыми волосами, куда время щедрой рукой подмешало седину. Опытный и в торговых, и в военных делах, он прошлым летом ездил послом от Олава в Итиль, а следующим летом Олав именно ему собирался доверить честь возглавить собранное с его владений войско. Среди всадников при обозе Боргара выделяла большая шапка из меха черной лисы, нахлобученная низко, почти на самые глаза. Седоватая лиса была почти того же цвета, что и длинная, темная, полуседая борода, из-за чего Боргар носил прозвище Черный Лис. В дороге он простыл, и голос его звучал очень хрипло, но бодрости хёвдинг не терял. Зрелые лета не убавили ему задора, и повадки его казались легкомысленными, но на деле это был человек хитрый и в важных делах осторожный.

На Меренской реке и далее на юг, на озерах Неро и Келе, селения стояли так густо, что от одного в ясную погоду было видно дымы нескольких других. Но обоз держал путь к сердцевине Бьюрланда – небольшой области на севере Мерямаа, заселенной варягами. Здесь, на расстоянии в пеший роздых одно от другого, находились три селения, где жили варяжские торговцы и ремесленники. Каждую весну и лето они, объезжая большие и малые меренские «солы и ялы» ^[15], вплоть до известных им двориков в чаще, скупали у ловцов-мерен добытые за зиму шкурки, чтобы потом сбыть их приезжим из Хольмгарда. Самое большое из этих селений, куда обоз держал путь, местная мере называла Тумер – Дубрава, а варяги – Силверволл, Поле Серебра.

– Здешние рассказывают, что сорок лет назад сам Тородд конунг, когда впервые мерен данью обложил, по шелягу с дыма, зарыл все то серебро возле дубравы, – рассказывал по дороге Свен брату, который здесь еще ни разу не был. – А набралось там не то полторы, не то две тысячи шелягов. Это сокровище он посвятил богам, и теперь его сила охраняет весь Бьюрланд и приманивает сюда удачу и новые богатства.

– Ну, я понял! – улыбнулся Велерад. – Тородд посеял серебро, чтобы оно взошло и принесло хороший урожай.

– Урожай бывает неплох, – прохрипел Боргар, слышавший их беседу. – Мы у них оставим немало того серебра, что везем. Я еще слыхал, что тот клад иной раз выходит наружу и показывается, будто красивая такая дева в серебряном платье и с волосами из серебра. Будто подходит она к парням и говорит: возьми, дескать, меня замуж. Если кто не оробеет и скажет, мол, согласен, она сразу и рассыплется кучей шелягов!

– Врут, поди! – Свенельд, этой байки не слыхавший, взглянул на хёвдинга с изумлением.

– Может, и врут.

– Да неужели не нашлось такого храброго, чтобы сказал «беру»! – удивился Велерад. – Я бы сразу согласился!

– А может, эта серебряная дева и не нашла еще никого, кто был бы ей по нраву! – хмыкнул Боргар. – Гляди, вон он, Силверволл!

Селение занимало самое высокое место в округе – на склоне длинного холма над мелкой речкой, и на другом берегу виднелось с десяток дворов. От Меренской реки он находился почти за целый роздых, да и от Огды в некотором отдалении, так что прямого доступа к нему по воде, как в Хольмгарде, не было, но большие грузы сюда подвозили только зимой, когда это не имело значения.

По знаку Боргара в обозе затрубил рог. Из селения ответили тем же – их уже заметили. На ближнем склоне перед первыми дворами замелькали люди, загорелись в сумерках факелы, залаяли псы.

Для здешних жителей приход хольмгардского обоза был, пожалуй, главным событием года. Старшие из здешних жителей вышли встречать приехавших с факелами в руках. Это торжественное шествие напомнило Свену о его недавней свадьбе, и он подивился: полтора месяца долгого пути через леса оттеснили домашние воспоминания, и сама Витислава казалась девой из предания, рассказанного о ком-то совсем другом.

Под беспорядочные звуки рогов обоз вступал в Силверволл. Здешний погост находился внутри селения – у самого тына стоял большой дом, с сенями при входе, с очагом в середине большого помещения, где спали, и с другим – в пристройке поменьше, где готовили пищу и тоже спали. При доме было несколько клетей для собранной дани и товара, навесы для лошадей и двор для саней. Примерно зная, когда обоз должен прибыть, здешние хозяева уже несколько дней понемногу топили очаги, поэтому дом был не таким выстуженным, как прочие погосты.

Дотемна шла суета: распрягали и устраивали лошадей, переносили товар в клети. Здешние женщины пришли варить кашу и гороховый кисель. Боргара и Свена с братом, как самых знатных из гостей, позвал к себе Даг – крупнейший из здешних хозяев. Его род принадлежал к числу первых варяжских поселенцев в меренском Тумере и жил здесь уже лет сто; как все такие люди, Даг пользовался большим уважением, был жрецом и хранителем обычаев, ему меренские варяги доверяли судить их и от их имени говорить с князем мерен – Тойсаром и с самим Олавом. Со своего хозяйства он платил наиболее высокую подать – семь куниц в год, как старейшины, – и носил прозвище Конунг Бобров.

Хоть три селения Бьюрланда и считались русскими, русов в них жило меньше, чем мерен, и то у многих мужчин жены были из местных, в том числе и вторая жена у Дага. От первой жены-ладожанки у него имелись два сына и дочь, все уже взрослые. От новой, меренской жены, родилось четверо, но те пока были маленькими. Эта жена, во главе всего семейства, встречала гостей у очага в своем доме. Рог был привезен из Хольмгарда и отделан серебром, а налита в нем была местная медовая брага, называемая «пуре».

Велерад с любопытством рассматривал меренских женщин. Здесь он их видел впервые – в погостах вдоль Меренской реки их встречали только мужчины. От славянок или русинок они заметно отличались – и лицом, и одеждой. Они носили короткие, только до колен, платья и суконные либо кожаные кафтаны, а под ними были узкие порты навроде мужских и толстые обмотки, обвязанные цветными плетежками. Еще больше привлекало взгляд обилие украшений: для встречи важных гостей хозяйка спешно нарядилась, и теперь многочисленные подвески в виде уточек и утиных лапок на литых цепочках блестели в свете огня у нее на груди, на поясе, были подвешены к ожерелью и приколоты на плечи. Даже на кожаных башмаках блестели и звенели какие-то «лапки»!

– Будьте нашими гостями! – говорила хозяйка, за время замужества освоившая кое-что из варяжской речи. – Слава богам, что дали вам добрый путь! Ёлусь па ёлусь! ^[16]

– Ёлусь! – поклонившись, ответил Свенельд, в прошлые поездки тоже немного нахватавшийся самых нужных слов.

Велерад, не расслышав и боясь ошибиться, только улыбнулся хозяйке, поклонился и сказал «Хейль ду!» ^[17] на северном языке.

Позади хозяйки стояла девушка, одетая в привычное гостям русинское платье, с бронзовыми наплечными застежками и двумя нитями бус мелких между ними – Арнэйд, старшая дочь Дага, от его первой, давно покойной жены. Однако по меренскому обычаю Арнэйд носила в ушах серебряные сережки в виде колечек из проволоки, с серебряными же бусинами на них. Хозяйка с поклоном подавала каждому гостю ковш пива, а когда он выпивал, наставал черед Арнэйд, и она протягивала кусок ржаной лепешки с ломтиком сыра. Велерад было удивился, что угощение после долгого пути так небогато, но его утешил вид большого горшка возле очага: в нем дымилась высокая стопа горячих блинов. Не зная, как вести себя в этом доме, Велерад косился на старших и подражал им: сперва угостили Боргара и Свенельда, а они, уже знакомые со здешними обычаями, по разу откусив от лепешки и сыра, клали их на стол. От Велерада не ускользнуло, что во время угощения Свенельд и Арнэйд бросают друг на друга такие выразительные взгляды, будто им не терпится вступить в разговор, но под надзором строгой хозяйки приходилось дожидаться более подходящего времени.