— Они не успеют, Сауль! Спасатели не успеют вовремя. Надо действовать самим! — крикнул Унаи.
Сауль что-то пробормотал в ответ, однако не очень уверенно.
Унаи бросился вниз, туда, где стояли ребята.
Асьер, Лучо и Хота равнодушно смотрели, как он бежит к ним; следом бежал Сауль и чуть в отдалении Аннабель, больше занятая своим блокнотом, нежели происходящим вокруг.
— Мариан упала в воду! Выстроимся все вместе цепочкой! Она всего в нескольких метрах от берега! — крикнул Унаи.
Трое друзей обернулись и последовали за ним по камням, пока не оказались перед утесом, о который снова и снова билось терзаемое волнами тело в красной футболке.
Но вот она шевельнулась, подняла руку, словно пытаясь плыть, чтобы найти убежище позади каменного исполина. Это обнадежило Унаи; он снял тяжелые горные ботинки и первым бросился в море.
Удар о воду оказался сильнее, чем он ожидал. Море в тот день было почти твердым; кипящая пена захлестнула его с головой, и он пробыл под ней дольше, чем следовало.
Ему удалось вынырнуть на поверхность и глотнуть воздуха. Он собрался с силами, наметил себе цель — красную майку метрах в пятнадцати по прямой — и сделал несколько мощных гребков. Впервые в жизни он был рад, что заслужил прозвище Кракен.
«Если эти лапищи помогут спасти чью-то жизнь, пусть Лучо ржет сколько угодно, пусть только так меня и называет», — подумал он остро нуждавшимся в кислороде мозгом.
И тут же вспомнил о Лучо: «Где он?»
Лучо должен был стоять всего в нескольких метрах от него в живой человеческой цепи, соединяющей море с твердой землей.
Унаи повернул голову в сторону берега, борясь с очередной волной.
Он чувствовал, что слабеет. Волны несли его неведомо куда, еще удар — и он окажется возле Мариан; однако он не был уверен, что ему самому не понадобится помощь, чтобы вернуться на берег.
Унаи сделал последний рывок, и на один краткий миг ему предстало видение: трое друзей, Сауль и Аннабель стоят на берегу, глядя на эту сцену и не делая попыток ни выстраиваться цепью, ни прыгать за ними в волны.
Он сосредоточился на красной футболке с эмблемой барселонской Олимпиады и сократил дистанцию, пока не приблизился к телу, бившемуся у подножия утеса. Край футболки зацепился за острый выступ.
Унаи посмотрел на Мариан; та была без сознания, на голове — открытая рана. Отчаявшись, он впервые подумал, что сейчас погибнет под пристальным взглядом ничего не предпринимавших друзей, новоиспеченной девушки и учителя.
50. Коста-Кебрада
10 января 2017 года, вторник
— Нам лучше вернуться в кресла, — сказала Эстибалис. — Сауль, тебе есть что нам рассказать.
— Я знаю, инспектор. Знаю, — озабоченно пробормотал он.
Я вопросительно посмотрел на Эстибалис: «Что, черт возьми, здесь происходит?» И она взглядом ответила: «Сейчас увидишь».
— Слушаю, — сказал я.
— Лучше почитай, — сказал Сауль и протянул мне папку, очевидно, с медицинской документацией: вверху каждого листа виднелся логотип больницы.
— А нельзя ли что-то вроде резюме? — отозвался я, просматривая толстую пачку медицинских отчетов и анализов; некоторые были отпечатаны на машинке, другие — бо́льшая часть — написаны от руки неразборчивым врачебным почерком.
— Ребекка страдала, страдает, страдала… — забормотал Сауль и на секунду умолк, беспомощно сжав губы. — В общем, у Ребекки был сложный диагноз. Ей поставили параноидальное психотическое расстройство, усугубляемое безутешной скорбью после смерти матери… и нереализованным комплексом Электры.
— А можно человеческим языком? — взмолился я.
— Каждая девушка переживает в своей жизни период влюбленности в отца. Эту влюбленность называют комплексом Электры, в честь греческого мифа о дочери Агамемнона, царя Микен. Это случается в возрасте четырех лет, когда девочка представляет себя возлюбленной собственного отца, а мать становится лишней. Это нормальная стадия развития, необходимая для созревания девочки, поскольку разрывает созависимость с матерью, имевшуюся до сих пор, и на некоторое время мать превращается в конкурентку, в противника. То же самое касается мальчиков. В их случае это называется Эдиповым комплексом, в честь мифа о царе Эдипе, пересказанного Софоклом. Этот комплекс универсален, то есть повторяется во всех нас. Моя дочь пережила период Электры и соперничества с матерью, когда была маленькой, как и любая другая девочка, но после гибели Асунсьон ее комплекс Электры вернулся, и присущее ей богатое воображение вдохнуло в него новую жизнь. И дело не только в этом: смерть матери послужила триггером для хрупкой психики. Фантазии обострились, и она утратила связь с реальностью. Классический психоз.
Мы с Эстибалис переглянулись: все это звучало неожиданно.
— Между тем, что происходило на самом деле — нормальными, здоровыми отношениями, которые сложились у нас с Ребеккой как у овдовевшего отца и дочери, — и тем, что творилось в ее голове, пролегала пропасть, — продолжал он. — Потеряв мать в двенадцать лет в результате несчастного случая, моя дочь не сумела пройти через обычные фазы переживания утраты. Казалось, потерю она приняла без лишних слез и скорби и жила дальше, как будто ничего не произошло. Счастливый, смеющийся, жизнерадостный ребенок… Но она была нездорова. Я был вне себя от горя, а она мечтала о том, чтобы пойти в кино, держась за руки, и прохожие видели нас на бульваре Переда с мороженым из «Регмы»… Она стала капризным деспотом, я же был мягок и уступчив. Я обратился к сестре за помощью — она была тверже меня, умела выстроить границы. Ребекка была против того, чтобы Сара приехала к нам на лето пожить. А затем настал страшный позор…
— Какой позор?
— Ребекка рассказала сестре, что я к ней прикасаюсь, описывала вещи, которые я предпочитаю не называть, потому что мне все еще стыдно. Сестра знала, что это не может быть правдой, и посоветовалась с коллегой из больницы Вальдесилья. Тот объяснил нам, что у Ребекки тяжелое психическое расстройство, и после обследования настоятельно посоветовал госпитализировать ее. Это был худший момент в моей жизни. Антипсихотические препараты, которые ей назначили, ингибиторы дофамина и серотонина превратили ее в зомби. На нее невозможно было смотреть, и все это свалилось на меня совершенно неожиданно.
Мы смотрели на Сауля.
Мы ему верили.
Бедняга.
— Теперь у вас есть все: анализы, назначения, даты поступления и выписки… Я старался исполнять все предписания, чтобы девочке не стало хуже. Но в итоге она пропустила в школе три месяца, да так и не наверстала упущенное. Она не могла ходить в школу и не была готова к экзаменам за восьмой класс. После того лета, когда ты был в лагере вместе с нами, ей пришлось остаться на второй год.
— Но беременность была настоящей, — вмешался я. — И в этом ты нам солгал.