«Я не собираюсь рассказывать тебе о том, что произошло тем летом, Эстибалис. Я не готов и не желаю с кем-то этим делиться», — промолчал я.
Мы добрались до туннеля Сан-Адриан, расположенного в природном парке Айзкорри-Арац, по дороге на Зегаму, поскольку именно на этой гипускуанской дороге находилась ближайшая к вершине парковка. На ней мы увидели пару машин криминальной службы — и вскоре начали подъем.
Узкая гравийная тропа, по которой мы с Эсти проходили дюжину раз, вывела нас ко входу в туннель. Мы вошли во входную стрельчатую арку и миновали туннель почти шестьдесят метров длиной, оставив справа отреставрированную часовню и небольшое урочище, где каждое лето работала группа археологов.
День угасал, опускался тревожный ветреный вечер. Зелено-золотые листья букового леса, росшего у нас за спиной, беспокойно шевелились, сотрясаемые крепким ветром.
По ночам, когда я оставался у деда в Вильяверде, мне нравилось слышать шелест буков и дубов моей сьерры. Это было похоже на концерт, где люди не нужны. Но в тот день лиственный шепот не показался мне таким торжественным. Да, он потрясал воображение, но не расслаблял меня, как в другое время; скорее наоборот.
Туннель Сан-Адриан заканчивался широким проходом, ведущим прямо в скалу. Естественное отверстие, через которое внутрь него с древних времен проникали паломники и путешественники и которое на протяжении веков принадлежало северной части Камино-де-Сантьяго
[2].
Говорили, что даже Карлу Пятому впервые в жизни пришлось наклониться, чтобы попасть под его своды. И хотя рост этого монарха никому не известен, мне также пришлось пригнуть голову, чтобы получить доступ в алавесскую часть сьерры, которая в тот тревожный ветреный день стала местом убийства.
Мы поднялись на несколько метров по узкой тропинке, покрытой щебнем, и увидели Андони Куэсту, нашего коллегу-криминалиста. Куэста, мужик за пятьдесят, очень ответственный, из тех, кто без возражений остается на работе до поздней ночи, указал нам на место преступления. Периметр оцепили, и доступ к нему можно было получить только через участок, свободный от ограждения.
— Как дела, Куэста? — спросила Эстибалис с участливым видом. Я знал, что они с Эсти отлично ладят и часто пьют кофе, когда встречаются в полицейском участке Портал-де-Форонда в округе Лакуа. — Признайся, не ты ли тот таинственный виторианец, выигравший в «Примитиве» три миллиона евро? Если так, ты просто обязан пригласить меня завтра на кофе.
Вся Витория вот уже несколько недель только и говорила о лотерейном билете, купленном в киоске в центре города, и о неведомой личности счастливчика. Все размышляли о том, не был ли победителем его сосед с пятого этажа, который несколько дней не появлялся дома и пропустил воскресный матч «Алавеса», или зять, который не отвечал на телефонные звонки и уволился из компании «Мерседес» без каких-либо объяснений.
— Я бы с удовольствием, правда. Но не получится, время поджимает. Что касается визуального осмотра, мы только начали, инспектор Гауна. Многое еще предстоит сделать. Хочу успеть вернуться домой и поцеловать деток перед сном. У старшего в эти выходные матч с командой кадетов, и он от волнения места себе не находит. Выиграй я в лотерею, купил бы сыну все команды Страны Басков вместе с руководством и тренером, чтобы его не ставили на замену, — заметил он.
Беспечный и одновременно собранный Куэста присел на корточки рядом со своим чемоданчиком. Коренастый, добродушный тип с короткими руками — его без труда можно было узнать во время визуальных осмотров, несмотря на белый форменный комбинезон, делавший его в точности похожим на двоих других техников.
— Наденьте бахилы, ребята, и смотрите, куда ставите ногу. Здесь полно следов горных ботинок, поди потом разберись…
Мы послушно надели бахилы, а заодно протянутые им резиновые перчатки.
Судья Олано подписал разрешение на визуальный осмотр, но я готов был поспорить, что его светлость не потащился собственной персоной в сьерру Аискорри, чтобы снимать труп с дерева, а послал вместо себя судебного секретаря.
Мы послушались Куэсту и зашагали к заросшему лесом пятачку, где обнаружили доктора Гевару, судмедэксперта, делающую заметки возле дерева, с ветвей которого свисало тело женщины. В нескольких метрах от нее судебный секретарь и инспектор Гойо Мугуруса, стоя напротив судмедэкспертов, тихо что-то обсуждали, указывая на куртку с капюшоном, изукрашенную черепами, которая, по общему мнению, принадлежала покойной.
Секретарь, левша с белоснежной сединой и длинным носом, серьезно кивал и записывал указания Гойо. У ног его стоял открытый портфель со всем необходимым для хранения вещественных доказательств, которые они кропотливо собирали.
Обнаружить Аннабель в таком виде при моей неприязни к трупам оказалось непростым испытанием для желудка, и мне пришлось отвернуться, чтобы подавить приступ тошноты. Эсти прикрыла меня, подавшись вперед и приветственно протянув руку судмедэксперту.
— Инспектор Гауна, рада вас видеть… О, вижу, инспектор Айяла снова с нами, — заметила доктор Гевара, сделав вид, что не видит моего скверного состояния.
Это была женщина лет пятидесяти, довольно миниатюрная, с впалыми, вечно нарумяненными щеками. Молчаливая и невероятно работоспособная, она напоминала робота в беззвучном режиме.
После долгих лет совместной работы я очень ее ценил. Она старалась идти навстречу, когда я просил ее отдать приоритет какому-либо вскрытию; к тому же обладала редким даром находить общий язык со всеми судьями, с которыми имела дело, какими бы желчными они ни были. Короче, надежная, как дизель.
— Сегодня наш Унаи пришел взглянуть на тело в качестве психолога-криминалиста, а в ближайшее время выйдет на работу окончательно, — солгала Эстибалис так просто, будто делала это всю жизнь. — Можете ли вы уже сообщить нам что-то, доктор?
Я задумчиво смотрел на мертвую, которая когда-то была моей девушкой, моей первой любовью, первой ночью, когда я… Я не сводил с нее глаз, несмотря на то, что она была привязана за ноги и висела вниз головой, с ее длинных черных волос — все еще влажные пряди касались каменистой почвы, а густая челка открыла лоб. Глаза тоже были открыты. Она не закрыла их, когда умирала, хотя голова ее находилась в бронзовом котле с водой.
«Какой ты была храброй, Аннабель», — мысленно произнес я.
Руки связаны за спиной пластиковой бечевкой, обручального кольца нет, на ногах — горные брюки. Флисовая куртка, свисая под действием силы тяжести, обнажает округлый живот… четырех-, пятимесячный? Возле пупка виднеются пигментные пятна. Лодыжки крепко стянуты веревкой, привязанной к могучей ветке примерно в двух с половиной метрах от земли.
Такое мог сотворить только самый настоящий ублюдок, несмотря на все ее заигрывания со смертью, несмотря на то, что всю свою жизнь она отталкивала всех, кого привлекала.