Банни поднял брови.
— Например?
— Моя сестра Эмер не имеет к этому отношения. Я бы хотел, чтобы ее не вмешивали.
— А ты в том положении, чтобы выдвигать требования, Томми?
Томми замолчал и пристально посмотрел на Банни.
— Считайте это дружеской просьбой.
— А я и не знал, что мы друзья.
— Я более чем готов мириться с преследованием, которое решил организовать против меня детектив-инспектор О’Рурк. Оно меня нисколько не беспокоит. Однако я всегда плохо относился к тем, кто расстраивает нашу Эмер.
Банни вспомнил фотографию мальчика в информационных материалах, которому разъяренный пятнадцатилетний Томми Картер сломал обе руки.
— Если она не замешана, ее не тронут.
Томми кивнул, затем взял рогалик и стал нарезать его ломтиками.
— Если бы вы могли передать коллегам мои чувства, которые я испытываю по отношению к сестре…
— Угрожай им сам. Я тебе не связной.
Томми вновь пожал плечами.
— Вы понимаете, что ваше присутствие в нашем районе нежелательно? Гарди здесь не требуется.
— Да ладно?
— «Цивис романус сум». Вы знаете, что означает это выражение, офицер Макгэрри?
Так уж случилось, что он знал, но не стал подавать вида.
— Я простой детектив. Почему бы меня не просветить?
— «Я гражданин Рима». Эта фраза гарантировала, что любой римлянин мог ходить по земле в полной безопасности, поскольку все знали, что если с ним случится что-то плохое, то месть будет стремительна и ужасна. Здесь то же самое. Люди знают, что защищены, и отнюдь не полицией. Вы, мальчики, существуете только для того, чтобы охранять большие дома у моря.
— Я охраняю всех, кто остается в рамках закона.
Томми коротко рассмеялся.
— А вы не задумывались, почему вы следите за мной?
— О, для нас провели довольно подробный инструктаж о твоих внеклассных занятиях, малыш Томми.
— Да, но почему именно я? — вновь спросил Томми, подавшись вдруг вперед. — Я о том, что в этот город каждый месяц поступают миллионы фунтов наркотиков… миллионы! Задумайтесь о том, что происходит, и задайтесь вопросом: почему ваше внимание приковано лишь ко мне?
— Мы охотимся и за остальными дилерами. Да, это займет некоторое время, но и они получат свое.
Томми рассмеялся.
— Ага, как те, кто поджег мой дом. Скажите, вы их уже взяли?
— Ну, тот пожар, по-видимому, был не слишком сильным, раз с ним справился бы и десятилетний мальчик.
Банни заметил, как на лице Томми мелькнуло раздражение. Непоколебимый фасад дал трещину.
— Десятилетний мальчик не смог бы добиться справедливости, но мужчина сможет.
— Во дела! — воскликнул Банни. — Умоляю, скажи, как он собирается это сделать?
Томми развернул газету, давая понять, что разговор окончен.
— Было приятно вас увидеть.
— Аналогично. Захочешь поболтать еще — ты знаешь, где меня найти.
— Конечно.
Банни встал и пошел прочь.
— Ах да, мистер Макгэрри!
Банни посмотрел на Гринго, наблюдавшего за ними из машины.
— Детектив.
Банни развернулся к Томми.
— Нас, конечно, связывают добрые воспоминания и все такое, но, как вы понимаете, дела зашли слишком далеко.
Они пристально посмотрели друг другу в глаза.
— Похоже на то.
Томми вновь уставился в газету.
— Еще увидимся.
— О, на это ты можешь рассчитывать.
Глава четырнадцатая
Симона еще раз протерла барную стойку. Ей пришло в голову, что она тратит на это ужасно много времени, причем совершенно бессмысленно: все, что делает, — только гоняет пролитое туда-сюда. Ее смена началась в семь вечера, а сейчас уже больше одиннадцати, и примерно половину рабочего времени она делала вид, будто чистит стойку. Но либо так, рассудила она, либо стоять за ней с отсутствующим выражением лица. Первое правило, которое она постигла в период подработок официанткой: постоянно делай вид, что занята, или тебя загрузят по полной.
В пабе было ровно шестнадцать клиентов. Пятеро актеров из театра «Гэйти», которые, казалось, предпочитали ходить сюда, а не в ближайшие к театру заведения лишь для того, чтобы спокойно перемыть косточки своим коллегам. В углу, расположившись на достаточном отдалении от общественного осуждения, обжималась парочка. Еще были две женщины, затеявшие разговор по душам под джин-тоник; Симона полагала, что они достигли стадии «бросай эту сволочь!» примерно два стакана назад. В другом углу сидели Джоан и Джерри, милая пара пенсионеров, приходившая сюда каждый четверг, — возможно, единственные настоящие ценители джаза, посещавшие это место. Через несколько минут они отправятся на свой автобус. Еще присутствовал Натан Райан, шеф-повар и владелец итальянского ресторана «Ля Траттория», расположенного через пару улиц, и двое его помощников. Райан был высоким, с песочно-светлыми волосами и с такого цвета загаром, какого невозможно достичь в Ирландии. Он был другом Ноэля, или по крайней мере так думал Ноэль. Как только они вошли, Ноэль лично поприветствовал их у входа, пожал руки и принес выпивку за счет заведения. Несмотря на то что он встречал их так всегда, Симона заметила перешептывания украдкой и плохо скрываемые ухмылки, как только Ноэль повернулся к ним спиной.
Она чувствовала себя обязанной оберегать босса. Ноэль слишком верил в людей. Это было хорошее качество — в теории, — но она больше, чем кто-либо другой, знала, насколько дорого оно может обойтись. Тем не менее, когда девять месяцев назад она появилась на пороге его заведения в поисках работы за наличные, на которой не задавали бы много вопросов, он немедленно ее принял. Обратиться к нему ей посоветовала сестра Бернадетт. Симоне было по-прежнему непонятно, откуда монахиня знала владельца ночного клуба, однако ни тот, ни другая не спешили делиться подробностями. Как бы то ни было, Ноэль поверил в нее, и она пыталась отплатить ему тем же. В настоящий момент она больше ничего и не хотела: лишь вести спокойную жизнь и помогать поддерживать свет в этом темном подвале.
Сейчас Ноэля в зале не было. Он сидел в своем кабинетике и просматривал бухгалтерскую отчетность, пытаясь сообразить, чем ему утешить банковского менеджера. Симона проработала здесь достаточно долго, чтобы знать: чем больше нервничает ее босс, тем сильнее проявляется его недуг. Сегодня это было особенно заметно: закрывшись в кабинете, он непрерывно спорил с самим собой. Естественно, к роялю он даже не прикасался, так что единственным источником «атмосферы», которую обещала вывеска снаружи, стал древний проигрыватель с пластинкой Майлза Дэвиса
[47].