Паноптикум - читать онлайн книгу. Автор: Александра Лимова cтр.№ 61

Я смотрела в стол. Кивнула.

Он вздохнул и откинулся на спинку стула, прикрывая глаза.

— Давид… Нечай.

— Ищут.

— Ты знаешь, что я попрошу. — Тихо, но твердо произнесла я, глядя в его ровный профиль.

Он молчал. Приоткрыл глаза, прищурено глядя в потолок. Закурил вторую. Едва заметно отрицательно мотнул головой и едва слышно, почти шепотом сказал:

— Яна, я понимаю, но не могу. Расписывать почему, не стану. Не усложняй, прошу.

Я сцепила зубы, глядя в стол. Изнутри рвался протест. Но он просил. И он прав, сейчас нельзя усложнять… Забытый в куртке телефон разразился трелью входящего. Я подорвалась с места, уже понимая, что мне не понравится информация. В первом часу ночи ждать хороших новостей не стоит. У меня сбилось сердце, когда я прочитала Линкино имя на экране. Взяла сигареты и вышла из квартиры, поднимая трубку.

Курила на балконе и охуевала. Слушала Линкину подавляемую истерику, сквозь которую она выдавила, что Степаныч впал в кому.

Я услышала чей-то смех перешедший в скулеж и я не сразу поняла, что это срывается с моих уст. Что я сижу на корточках, сжавшись и отстранив телефон. Я не знаю, почему мой голос был ровным, когда я говорила Линке, почему я не могу прилететь сейчас. Хотя нет, знаю. Потому что мой голос был не ровным. Мертвым. Линка всхлипнула, попыталась сдержаться, честно попыталась, но стон сорвался. Ударил по мне, почти разверз под ногами преисподнюю, но права сходить с ума я сейчас тоже не имела. Она начала спрашивать о состоянии Эмина, я с трудом выдавила, что он жив, мысленно умоляя ее ничего не уточнять и она понятливо не стала. Все было ясно по моему голосу.

Когда я закончила звонок, то тупо смотрела в плитку пола. Пыталась собраться, выходило херово. Затушила сигарету и не сразу сообразила, почему смотрю на свою ладонь. У основания большого пальца осталась белая точка шрама. От гвоздя, впившегося в руку, когда я палкой била тварей у подъезда. Тварь, ударившую мою Линку. Кожа начала немного зудеть и покалывать и в мыслях пронеслись совсем другие ассоциации. Жаккардовые полотенца. Сжала руку в кулак и, опустив голову, прикрыла глаза, протяжно выдыхая, но в разуме уже клубился мрак.

Маринку убили.

Убили твари. Маринка просто не вынесла, они ее убили тем… насколько они твари.

Убили Доминика.

Твари убила пса, защищавшего своего хозяина. Вышвырнули на дорогу, хотя самим им там валяться. Простреленными на обочине…

Степаныч в коме.

Твари проломили ему голову, когда он пришел отомстить за обиженную дочь. Не родную, но дочь, которую ударили твари. А они проломили ему голову.

Эмин.

Твари.

Блоки сняты.

Я чувствовала прохладу, тянущуюся по венам. Прохладу, что окутала разум и уже сжирала душу. Нет, блоки не сняты.

Сорваны.

«За то, что ты отрубишь руку посмевшую ударить, платить готов в любом аду».

Я знала, о чем он говорил. Я ощущала это прекрасно. Когда действительно готов платить, за то что отрубишь. А если не позволяют этого сделать, то хотя бы дать палачам оружие. Твое. Хоть как-то принять участие. За это я готова заплатить. В любом аду. Готова заплатить любую цену, только бы принять участие, хотя бы косвенно. Кровь за кровь.

Я зашла домой. Давид все так же сидел в кухне, быстро отвечатая на почти беспрерывно входящие сообщения. Я выдвинула ящик со столовыми приборами. И долго смотрела на лезвие ножа. Взяла, чтобы положить на столешницу у руки Давида. Он отложил телефон и посмотрел на нож. Я ровно произнесла:

— Оригинальное японское производство, кованая сталь, не затупляется, не скалывается, не ржавеет. Мясо режет как масло. Такие используют на профессиональной кухне, очень ценятся. Купила с первой зарплаты, использовала редко, все жалко было.

Он смотрел на широкое лезвие с непроницаемым лицом, а потом перевел долгий взгляд мне в глаза. Затягивающаяся пауза и он все-таки едва заметно кивнул. Понял. Принял. Негромко произнес:

— Я его не верну.

Прикрыла глаза, подавляя досаду и порыв попросить изменить его решение вопреки здравому смыслу и логике.

— Я поняла. — Тихо прошептала я, решительно глядя в его глаза. Решительно и спокойно. Это не эмоции и не мольба, это мой выбор. Осознанный. — Мне достаточно того, что им воспользуются.

— Воспользуешься. — Негромко поправил он и потянулся к пачке сигарет. — Я воспользуюсь. Попытайся уснуть, подниму рано.

Закинула пару снотворных и на слабых ногах пошла в спальню. Остановилась в коридоре и подозвала Рима. Ротвейлер шел за мной в комнату не поднимая головы, тоже на слабых лапах. Его тоже жрало внутри. Как и нас всех. Позвала на постель, обняла и вжалась лицом в теплую холку. Телам теплее, в душах холоднее. Мы остались одни.

* * *

Давид разбудил ранним утром. Сознание обрушилось в ужас реальности и я резко села на постели, вглядываясь в его осунувшееся лицо.

— Без изменений. — Он выдохнул и отвел взгляд, присаживаясь на край и подаваясь вперед, свешивая кисти с разведенных колен. Прикрыл глаза и негромко продолжил. — Вообще. В себя не приходил и пока не дадут, держат в медикаментозном сне. Перевели в отдельный бокс, там индивидуальный пост, охрана… К нему не пустят, у него состояние… не дай бог рядом чихнешь, пиздец… — Перевел взгляд на меня, прикусившую губы до боли. — Там есть окно с коридора, но Эмин… Ян, истерики вообще ни к чему, ты меня поняла? Яна, ты поняла меня? — Я судорожно кивнула, Давид сглотнул и продолжил. — Никаких истерик. Через час врачи прилетят из Москвы, вечером пара светил из Берлина. Ночью оборудование прилетит… Вытянем. Главное перейти рубеж, там вытянем.

Я закрыла лицо ладонями. Давид попросил налить кофе и ушел выгуливать Рима. Пила молча, а ему безостановочно звонили. Разговаривал на русском, осетинском и неожиданно, но немецком. На выходе из квартиры сказал, что к Эмину поедем не сразу. Нужно решать с собственностью и решать срочно. Я безразлично кивнула.

Но сначала предстояло самое сложное — забрать Доминика. И похоронить.

Давид, забрав его из бюро судмедэкспертизы нес к машине на руках. Я не могла отпустить взглядом тело, завернутое в какую-то старую простыню. Не разрешил смотреть, после экспертизы… его вскрывали, чтобы взять содержимое желудка, зашивали криво.

Подлесок за городом. Промерзлую землю копали долго. Давид положил Доминика и долго сидел на корточках на краю ямы. Меня начала мелко бить дрожь, начиналась истерика, потому что он положил его все так же в простыне.

— Давид, пожалуйста… — сквозь зубы выдавила я, стоя рядом с ним и не в силах отвести взгляда от тела.

Он потянулся и откинул с морды ткань. Я присела рядом, дрожащими пальцами оглаживая мордочку с закрытыми глазами. Он казался таким маленьким, таким… хотелось вжаться в него, ценой собственной жизни спасшего хозяина.