Паноптикум - читать онлайн книгу. Автор: Александра Лимова cтр.№ 59

Пошла. В фойе, недалеко от операционной какой-то небольшой кабинет. Внутри люди. Много.

За овальным столом пять человек. Алкоголь и сигареты на столешнице. В углу, на диване Казаковская стая. Взгляд Полины извиняющийся, она едва заметно кивнула на Казакова, негромко переговаривающегося по телефону.

На широком подоконнике сидел Аслан, дымил беспрерывно, рядом с ним Линар, оба на басурманском по телефону.

Давид подошел к столу, кратким жестом велев троим из пяти выйти.

Развернул для меня стул, на который я практически упала. Сел рядом, притянув бутылку виски и кому-то набрав. Взяла ближайшую ко мне пачку сигарет, отрицательно повела головой, когда Давид, бросив на меня краткий взгляд кивнув на бутылку с которой свинчивал пробку.

Дым в потолок, изредка плеск жидкости в бокалы и бесконечные, сливающиеся друг с другом разговоры по телефонам. Давиду звонили почти непрерывно, он поставил телефон на беззвучный режим и лишь неотрывно, не моргая смотрел на экран с входящими вызовами и смс. Ответил лишь на один звонок. Слова не на русском, ровные, негромкие, спокойные. Успокаивающие. Прикрыл глаза, стиснул пальцами переносицу. Очень сильно стиснул, до побелевших ногтей. Когда завершил звонок, сделал несколько больших глотков виски не поморщившись и закурил, невидящим взглядом глядя в холод ночи за окном. На экран больше не смотрел. А мне стало хуево и я просительно потянула пальцы к его бутылке. Потому что я знала этот взгляд. Я такой видела. Почти подавленный внутренний ад, когда Эмин рассказывал о том, что произошло в его тридцать первый день рождения, а слово «мама» на всех языках звучит одинаково, так что я знала, кто звонил Давиду.

В ушах грохот участившегося сердцебиения, в висках долбит иглами боль, взгляд постоянно расфокусировался, и я поняла, что в ответ на перенапряженные нервы, сейчас выдаст реакцию тело. Поэтому поднялась и отправилась на поиски туалета.

Иногда бывает такое, что когда ты блюешь так, что кажется сейчас органы наружу выйдут, а легче не становится. Потому что причина долбится в мозге, а не в желудке, и она пускает ток кошмара под кожей, судорогу в руки и полосует все внутри, вызывая новые рвотные позывы, хотя уже нечем. Просто скручивает болевым спазмом. Раз за разом, и когда до мозга доходит все-таки, что все, больше нечему выходить, он оставляет тело в покое.

Я с трудом умылась, стараясь не смотреть в зеркало.

Это хорошо, что Давид приехал, потому что весь медперсонал был наверняка в курсе серьезности происходящего и мне не пришлось долго упрашивать медсестру выдать мне нормальные успокоительные. Я мрачно усмехнулась, глядя как она выдавливает из блистера знакомые желтоватые колесики. Как там Казакова советовала? Шлифануть бухлом?..

Шлифанула. Внутри все ебаться стало меньше и тянущиеся секунды не били по нервам и молотом и наковальней, но сидеть я не могла. И отсюда уйти не могла. Вообще ничего не могла. Курила и сидела рядом с Давидом. Потому что… легче. Он негромко говорил что-то Аслану и еще двоим лицам славянской внешности, стоящими перед ним. И меня успокаивал его тон. У Эмина сходные интонации, когда он координирует кого-либо. Смрад отчаяния в разуме на контрасте трусливого успокоения души. Понятно. Действенный способ у Казаковой. Еще глоток дерущего горло виски. Должно быть дерущего, но шло как вода.

Казаков со своими удалились минут через пятнадцать. Влад последним покидал кабинет и громко произнес:

— Давид, там врач вышел.

Мы подорвались с ним с мест одновременно. Врач направлялся к кабинету. Я прикрыла рукой глаза, когда доктор стал говорить Давиду, остановившемуся перед ним. Жив. В реанимации. Тяжелое состояние. Повреждены сосуды корня легкого, само легкое, удалены части разможенных ребер, сердце смещено, массивная кровопотеря… обилие медицинских терминов с пояснениями, все шло мимо.

Жив.

Накатила такая слабость, что слегка пошатнуло. Давид сжал мой локоть.

— Сейчас к нему можн… — умоляюще глядя в глаза врача начала я, но он отрицательно мотнул головой. — Хотя бы издали, прошу вас…

Отказал, что-то объяснял по поводу того, что состояние остается крайне тяжелым и в реанимации сейчас идет интенсивная терапия, что пока нельзя.

Крайне тяжелое состояние. Значит, он балансирует на острие ножа.

Но, как и всякий человек, у которого в полном пиздеце появляется хрупкий лучик надежды я уцепилась за него, культивируя в столп света среди отчаянно холодного мрака.

Надежда. Человеческая слабость. И сила. А в таком состоянии мысли и вовсе работают только на один фронт, который так жаждет сжавшаяся от ужаса душа.

К нему пока нельзя. Значит, позже можно будет. Значит, есть такой вариант, когда станет лучше. Самое главное я услышала.

Я хотела остаться в больнице, Давид настоял на том, что нужно уехать. Я сопротивлялась вяло и недолго, состояние было не то, чтобы спорить, да и в голове каша.

Мы вышли из здания и направились к машинам. Впереди меня шагал Давид, за мной Аслан и четверо мужчин. Резко выступившие вперед, когда в десяти метрах от тротуара на дороге остановился автомобиль и оттуда вышел высокий немолодой мужчина, а с ним еще трое.

Краткий приказ на басурманском и люди Асаевых остановились. Давид вложил мне в руку бутылку и мягко толкнул в сторону. Аслан встал передо мной. У меня ускоренно забилось сердце и похолодели руки, пока те, что приехали неторопливо приближались к спокойно ожидающему Давиду.

Мужчина остановился в полушаге от него. Мрачные типы, приехавшие с ним, в метре за его спиной.

— Нормально там? — голос мужчины глух, напряжен.

Давид долго смотрел ему в глаза. Отвел взгляд. Усмехнулся. И молниеносно, одним сильным ударом в лицо опрокинул мужчину на пол.

Типы которые пришли за мужиком резко шагнули вперед, но мужик зажимая разбитый нос с ненавистью посмотрел на Давида и вскинул руку приказывая своим остановиться.

Напряжение в воздухе напитывало тишину смрадом опасности. Я почувствовала, как из ледяных пальцев вот-вот выпадет бутылка и сжала горлышко крепче. А в разуме шепот, что это можно использовать как оружие. И смотрела на сидящего у ног мужика. Он не вставал. Он видел лицо Давида, видел его глаза. И меня пьянило то, что напитывало карий мрак и заставляло еще крепче стиснуть горлышко. Потому что там, у его ног враг.

— Оружия у меня нет, — Давид посмотрел на людей за спиной мужика, медленно поднял руки ладонями к ним и сделал шаг вперед.

Чтобы так же с поднятыми руками присесть на корточки параллельно и очень близко к сидящему на мерзлой тротуарной плитке мужику, зажимающему нос.

И одним молниеносным движением сдавить одной рукой его горло, а второй дернуть за волосы, заставляя его вскинуть голову и посмотреть себе в глаза, одновременно быстро что-то сказав на басурманском стоящему рядом с ним титанически спокойному человеку.

Тут же подавшего Давиду нож.