Паноптикум - читать онлайн книгу. Автор: Александра Лимова cтр.№ 29

— Достаточно. — Эмин отдал приказ своим псам. Прикрыл глаза и кивнул мне в сторону машины. — Собак с собой в салон.

Эмин смотрел на тела. Смотрел по особому. Затянулся и медленно, едва размыкая губы выдохнул дым. В глазах поволока. Он сейчас был не здесь. Где-то в другом эпизоде времени, там тоже были его машины, тоже мрази на земле, ночь. Может быть снегопад. Потому что… поволока.

— Не трогай их. — Не поняла, как это сказала, молниеносно вцепляясь в его предплечье и понимая все еще до того, как он посмотрел на меня.

— Таких блядей надо гасить, — только по его губам, неслышно, в холод ночи. В глазах сгущается мрак. Он готовится. Так надо, так принято, и он давно к этому привык.

Не в этот раз, Асаев.

Не в этот.

И никогда больше.

Потому что я все поняла.

«Где у тебя начинается агрессия, у меня начинается сила».

Нож в диван и мрак в глазах рассеян, потому что… никто бы не посмел. Он же тогда действительно мог все. И, самое страшное — он был готов на это. Он всегда готов на это. Неограниченность это не синоним безнаказанности, это синоним отсутствия предела.

«Ты не так поняла. Потом дойдет».

Я с ножом у его ног. Он подал его для этого. Уже знал, что в срыв уходит. И подал нож. Потому что находился почти в срыве и исходов там было только два. И он не ошибся. Прикрытые глаза, чтобы не показать облегчения. Облегчения, что он снова в себе.

«Я не буду тебя останавливать. Никогда».

Потому что так это отрезвляло его. Не перекрывало, не гасило. Только дотягивалось и напоминало о том, что не все решается кардинально.

Поэтому он был так настойчив дожимая меня. Прижимая к себе. Его тумблер. Его запрет. Ограничение. Приведение в себя. Напоминание о последствиях. Напоминание о том, что чтобы руководить цирком уродов, не нужно быть самым главным уродом. Хотя бы внутренне. Хотя бы для себя. Это все было тогда, в том моем безумном действии, после того, как он подал мне нож. До него дотянуться в пламени безумия можно было лишь безумием.

И мир вокруг снова становился ясным и понятным.

Ясным, потому что когда есть разум, то нельзя опускаться до низшего уровня и поступать согласно их законам и традициям, ибо это низменно и унижающе, срывающе до… низкого уровня.

Понятным, потому что некоторые поступки, сделанные порывом от всей души со знамением справедливости имеют отдачу такую, что себя сгнобишь, ибо с силой и страстью давить помои, это марать себя настолько, что не отмыть уже никогда.

Вот поэтому.

Кровь в снегу, а наши руки чисты. Поэтому его запрет, когда я сначала испугалась, а потом вошла во вкус и почти одурела от наслаждения и едва не переступила грань, он остановил своих людей. Он не дал мне замараться и никогда не даст. Его плата за то, что я могу до него дотянуться, когда никто не посмеет.

Но его взгляд в сторону мразей и мое понимание, что хоть он и осознал это все и получил сейчас, он привык к другому и это не скоро вытравится.

— Эмин, поехали домой. — Едва слышно попросила я.

— Псов забери. — Едва заметно улыбнулся, тронулся было вперед, к моим губам, но остановился, потому что не время и не место, это останется за нашими закрытыми дверьми. — Не трону, пару слов скажу и поедем.

Я кивнула глядя в его глаза.

«Псов забери».

— В машину. — Приказала ротвейлерам совсем негромко, но они направились к Лексусу, на котором мы приехали. Подняла взгляд, смотря в дверь и ровно и громче приказала, — по машинам.

И они, после краткой заминки, вопросив взглядами у едва заметно кивнувшего Эмина пошли так же, как и собаки. Только эти, четвероногие, что шли рядом с моими ногами, верны действительно, у них один хозяин на всю жизнь. Остальные верны лишь по выгоде, времени и страху, которыми их пропитывал Эмин. Верных среди них нет, но Асаев не ошибается ни в суммах, не в выборе валюты. Он знает, кому и чем платить, с кого как и что взымать.

Я осознавала это, пока один из его людей открывал багажник, собираясь запустить ротвейлеров в машину. И остановила его. Они поедут в салоне. Они не тронут. Они верны. Эмин так велел и я это подтверждаю и этого требую.

Ротваки на полу между сидениями. Оба тычутся мордами мне в колено, просят ласки. Такие грозные морды, но когда треугольные уши прижаты к голове так и хочется их потискать. И я тискаю, говорю что-то непонятное, пока они наперебой тычутся мне в ладони, бешено виляя обрубками хвостов и обжигая жарким дыханием кожу ноги даже сквозь ткань джинс. Тычутся мордами, стремясь выделить для себя мое покровительственное отношение. Смотрю на них и понимаю, что глотку за меня перегрызут и что лидер из них был выбран вот так же. Случайно. Когда хозяин был усталый, а они ластились и Эмин больше внимания дал Доминику, а Рим это принял. Они примут все. Жизнь отдадут. Они верность в чистом виде. Абсолютная и полная верность за силой и агрессией. Он выбрал их за это.

Первая мысль, что и меня за то же самое, но краткий взгляд в окно багажника, за которым он стоял перед мразями у его ног так и не коснувшись их, дало мне ответ. Не за это выбрал и был так настойчив. Не потому я сейчас в темном салоне с двумя хищниками, просительно положившими морды мне на ногу. Они же сожрать могут в секунду. Как и амбал за рулем, который может мне шею свернуть в мгновение ока. Но. Я могу подавить себя и заставить их подчиняться. Всех.

Кроме одного. У того просто будет рассеяно в глазах то, что давно сожрало души остальным.

Он у меня в телефоне записан как «Асаев» и рядом блюющий смайлик, я у него как «Лютая».

Всё, на этом характеристику наших отношений можно закончить.

Ибо у нас были воистину странные отношения. Потому что Эмин Амирович ничего не скрывал, а мне, сука, только и успевай к этому адаптироваться. Не успеешь — в психушку сляжешь.

Рядом с ним мне было удивительно комфортно и… понятно, что ли. Однако Асаев был человеком контрастов, и некоторые его контрасты просто вымораживали. Проще говоря, Эмин меня за неделю заебал так, словно бы мы вместе с ним лет десять прожили. Вот такое ощущение было. Вроде как ты уже прекрасно знаешь этого человека и даже почти смирился со всеми его отклонениями, но периодическое желание его пристрелить все равно есть.

Все, казалось, шло хорошо, я его понимала, он меня, но иной раз он раздражал просто неимоверно, хотя я и осозновала в тот момент, что он, в принципе, человек терпимый, порой даже адекватный. Иногда.

В общем, притирка осложнялась только одним — его заебами.

Это были откровенные заебы. Я не знаю, может там все-таки генетика играла роль, но несмотря на крушение моих мыльных представлений о кавказском мужике, он иногда у меня вызывал ну просто зубовный скрежет.