Мы совершенно не в себе - читать онлайн книгу. Автор: Карен Джой Фаулер cтр.№ 16

– Не будь таким ребенком, – сказал Лоуэлл. – Там никого нет. Дом пустой.

– Я не ребенок.

Это я ответила машинально: трудно обижаться, когда испытываешь такое облегчение. Значит, никакого болезненного воссоединения. Знакомые кроны деревьев плыли вверху, как золотые облака, а под колесами знакомо шелестел гравий. Я вспомнила кусочки кварца, чистые и прозрачные, которые находила на этой дорожке. Они, как четырехлистный клевер, попадались достаточно часто, и я все время их высматривала. Перед новым домом гравия не было, так что и искать было нечего.

Машина остановилась. Мы обогнули дом и подошли к кухонной двери, но она была заперта – все двери заперты, сказал Лоуэлл Расселу, и окна тоже. Даже верхние окна в последний год забрали решетками, так что путь от яблони к спальням был отрезан, едва я успела его испробовать.

Единственной надеждой оставался собачий лаз на кухне. Никакой собаки я не помню, но якобы когда-то у нас была здоровенная терьерша по имени Тамара Пресс ^[3], и якобы мы с Ферн обожали ее до умопомрачения и прямо на ней спали, пока она не умерла от рака – как раз перед тем, как мне исполнилось два года. В отличие от большинства таких дверок наша запиралась снаружи.

Лоуэлл отодвинул щеколду. Мне велели пролезть внутрь.

Я упиралась. Мне было страшно. А вдруг дому обидно, что я в нем больше не живу, что я его бросила?

– Это всего-навсего пустой дом, – подбадривал меня Лоуэлл. – И Мэри с тобой пойдет.

Даже я бы не подумала, что Мэри пригодится в драке. Мэри никуда не годилась. Мне нужна была Ферн. Когда Ферн вернется домой?

– Эй, мелочь, – сказал Рассел. Он обращался ко мне! – Мы на тебя рассчитываем.

И ради любви я полезла.

Я пробралась в кухню через собачий лаз и выпрямилась в луче солнечного света. Вокруг меня, как блестки, метались и сверкали пылинки. До сих пор я не видела кухню пустой. Там, где стоял стол для завтрака, потертый линолеум сохранил гладкость и блеск. Однажды мы с Ферн спрятались под этим столом и втихомолку рисовали на полу фломастерами. Следы нашего творчества еще можно было разглядеть, если знать, где искать.

Звенящая пустота сомкнулась вокруг меня и стиснула так, что стало трудно дышать. Кухня бурлила от ярости, я это чувствовала, только не знала, дом так страшно злится или Ферн. Я поспешно открыла дверь, и как только вошли Лоуэлл и Рассел, дом разжал тиски. Он больше не злился. Но сделался грустный до слез.

Мальчики пошли вперед, о чем-то едва слышно переговариваясь, и я последовала за ними, томясь подозрениями. В доме было так много вещей, по которым я скучала. Я соскучилась по широкой лестнице. Мы брали кресла-мешки и соскальзывали по ней вниз. Соскучилась по нашему подвалу. Зимой в нем всегда стояли корзины с морковью и яблоками, которые можно было сколько угодно таскать без спросу, только сначала нужно было спуститься во мрак. Сейчас мне не хотелось спускаться во мрак, разве что вместе с мальчиками, а если бы спустились они, то я не хотела бы идти последней.

Мне не хватало здешнего простора и шумной жизни. Двора, который не охватить взглядом. Амбара, лошадиных стойл, забитых ломаными стульями и велосипедами, журналами, люльками, детскими колясками и автокреслами. Ручья и кострища, где мы летом жарили картошку и воздушную кукурузу. Банок с головастиками, которые мы держали на крыльце в натуралистических целях. Потолков, разрисованных созвездиями. Карты мира на полу в библиотеке – можно было принести ланч и поесть сидя в Австралии, или в Эквадоре, или в Финляндии. По западному краю карты вилась надпись красными буквами: “Я ладонями покрываю всю сушу” ^[4]. Моя ладонь не покрывала даже Индианы, но я могла найти ее по очертаниям. Еще немного, и я смогла бы прочитать слова. До переезда мама учила меня по математическим книжкам отца. “Произведение двух чисел дает число”.

– Что за пещера ужасов, – сказал Рассел, и все вокруг тут же лишилось блеска.

Что за дыра. В новом доме у меня комната больше, чем здесь.

– А лужайка еще под током? – поинтересовался Рассел.

Участок травы перед домом был утыкан одуванчиками, клевером и лютиками, но его прежнее назначение еще угадывалось.

– Ты о чем? – спросил Лоуэлл.

– Слыхал, если шагнуть на траву, получишь удар током. Будто здесь всюду электрическая проволока, чтобы народ не совался.

– Нет, – сказал Лоуэлл. – Трава как трава.

Мелиссин сериал наконец-то кончился, и она заметила, что меня нигде нет. Она прочесывала квартал вдоль и поперек, пока Баярды не заставили ее позвонить отцу, который как раз обнаружил, что Лоуэлл сбежал с уроков. Отец вынужден был отменить занятие; этот факт в последующие несколько дней повторяли нам неоднократно – что мы причинили неудобство не только ему, но и целой группе студентов. Как будто его отсутствие не скрасило им всю неделю. Добравшись до дому, он увидел, что пропала машина.

Поэтому, когда мы вернулись, он не спросил, вынимая меня из машины, как прошел день. Что не помешало мне рассказать.

5

Вы еще не всё знаете о Мэри. Воображаемая подруга моего детства не была девочкой. Это была маленькая шимпанзе. Как и моя сестра Ферн, разумеется. Кто-то из вас уже об этом догадался.

Остальные, быть может, думают, что так долго скрывать обезьянью природу Ферн – неуместное кокетство с моей стороны.

Но я могу привести аргументы в свою защиту. Тот факт, что меня воспитывали вместе с шимпанзе, определил первые восемнадцать лет моей жизни. Чтобы оставить этот факт позади, мне пришлось уехать за полстраны. Таким не будешь делиться с людьми при знакомстве.

Но что гораздо, гораздо важнее, я хотела показать вам, как все было на самом деле. Я говорю вам, что Ферн – шимпанзе, и вы тут же перестаете думать о ней как о моей сестре. Вы думаете, что мы ее любили, как любят домашнего питомца. Когда Ферн уже не было с нами, бабушка Донна сказала мне и Лоуэллу, что после смерти нашей собаки Тамары Пресс мама была безутешна – подразумевалось, в точности как сейчас. Лоуэлл передал это отцу, и мы все так обиделись, что бабушка Донна тут же пошла на попятный.

Ферн – не любимая собака. Сестренка Лоуэлла, его тень, его друг не разлей вода, вот кто она была. Родители обещали любить ее как собственную дочь, и много лет я задавалась вопросом: сдержали они свое обещание или нет. Я стала внимательнее слушать истории, которые они мне читали, а скоро я и сама начала читать, пытаясь узнать, насколько крепко любят родители своих дочерей. Я была и сестра, и дочь и искала ответ не только ради Ферн.

В книгах мне попадались дочери угнетенные и дочери избалованные, говорливые и печально молчаливые. Дочери, заключенные в темницы, побитые и низведенные в служанки, дочери любимые, но отправленные вести хозяйство у безобразного чудовища. Те дочери, которых отсылали из дома, чаще всего были сироты, как Джейн Эйр и Энн Ширли, но не обязательно. Гретель с братом отвели в лес и бросили там. Дайси Тиллерман с сестрой и братьями оставили на парковке перед торговым центром. Сару Крю, которую отец обожал, все-таки увезли жить в пансион. В общей сложности примеров набралось предостаточно, и история Ферн легко вписывалась в общую картину.