Распутин - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Радзинский cтр.№ 43

Первыми в отсутствии Столыпина осмелели церковные иерархи.

ДРАКА ПРОВИДЦЕВ

Феофан был далек от мира. Он умел лишь писать тщетные обращения к царю и просить своих друзей обличить Распутина.

А Гермоген умел действовать. Приехав в Петроград на сессию Синода, он понял – пришло время покончить с Распутиным. Нового премьера он не боялся, и обер-прокурора Саблера, скомпрометированного слухами о связях с Распутиным, – тоже.

Хорошо понимая, кто правит в Царской Семье, Гермоген знал, что обращаться к царю бессмысленно. И он решил сломать самого Распутина: обличить его и заставить добровольно уйти из дворца. На тот случай, если тот не согласится, Илиодор приготовил памфлет «Гришка» – где полностью приводил украденное у Распутина письмо царицы, доказывавшее, как считали монах и епископ, ее прелюбодеяние с мужиком. Так что Илиодор и Гермоген были уверены: со вчерашним другом будет покончено.

И наступило 16 декабря – день обличения.

Участники собрались в Ярославском подворье, где жил Гермоген. Пришел Митя Козельский, которому до Распутина так верила царица, – длинный, худющий, с высохшей рукой, в убогой, но чистой мужицкой одежде. Пришел Иван Родионов – публицист, близкий к «Союзу русского народа», почитатель Илиодора, помогавший ему писать памфлет «Гришка». Сам Илиодор, которого Распутин продолжал считать своим другом, должен был к 11 утра привезти Григория.

«Распутин встретил меня очень ласково. Я его пригласил поехать к Гермогену: „Ждет тебя. Так и сказал мне поезжай и привези... да скорее, хочу с ним повидаться“, – вспоминал Илиодор. Сели на извозчика, поехали. Удивительно, но у Распутина, этого интуитивного человека, не было никаких дурных предчувствий (как впоследствии их не будет, когда повезут его убивать). Видимо, он бесконечно доверял Илиодору, и это доверие усыпило его звериную чуткость... По дороге Григорий с наивным изумлением рассказывал о роскоши нового царского дворца в Ливадии, „как „папа“ сам меня водил по дворцу... потом вышли мы с ним на крыльцо, и долго на небо смотрели...“

Наконец приехали. Участники действа ждали их с нетерпением... Когда Распутин раздевался в передней, Илиодор саркастически сказал Родионову: «Посмотрите, Иван Александрович, на старческое рубище!» «Ого! Шапка стоит по меньшей мере 300 рублей, а за шубу здесь надо отдать тысячи две. Вполне подвижническая одежда!» – ответил Родионов. И только тут Распутин заподозрил неладное. Но было поздно...

«Исторический час наступил. Гермоген, я и все свидетели собрались в парадную комнату. „Старец“ сел на большой диван. Митя, прихрамывая и помахивая отсохшею рукою, ходил взад и вперед около Григория... Все молчали... А потом произошло... нечто невероятное, смешное, но в то же время и ужасное. Митя с диким криком: „А-а-а! Ты – безбожник, ты много мамок обидел! Ты много нянек обидел! Ты с царицею живешь! Подлец ты!“ – начал хватать „старца“... Распутин попятился назад к дверям... а Митя... тыкая ему пальцем в грудь, еще громче, еще неистовее кричал: „Ты с царицею живешь! Ты – антихрист!“ И тогда Гермоген в облачении епископа взял в руку крест и сказал: „Григорий, пойди сюда!..“ Распутин приблизился к столу... трясясь всем телом, бледный, согнувшийся, испуганный».

И наступил финал, описанный Илиодором:

«Гермоген, схватив „старца“ кистью левой руки за череп, правою начал бить его крестом по голове, и страшным голосом... кричать: „Дьявол! Именем Божьим запрещаю тебе прикасаться к женскому полу. Запрещаю тебе входить в царский дом, и иметь дело с царицей, разбойник! Как мать в колыбели вынашивает своего ребенка, так и Святая церковь своими молитвами, благословениями, подвигами вынянчила великую святыню народную – самодержавие царей. А теперь ты, гад, губишь, разбиваешь наши священные сосуды – носителей самодержавной власти... Побойся Бога, побойся этого животворящего креста!“

Родионов, обнажив принесенную с собой саблю, поволок вконец растерявшегося Распутина к кресту. От него потребовали дать клятву, что он немедля уйдет из дворца. Распутин поклялся – и на том целовал крест.

Задуманное окончилось успехом. Распутин вышел (точнее – бежал) из епископских покоев жалким мужичонкой, каким когда-то был в Покровском. Он был счастлив, что уцелел, ибо верил, что барин Родионов мог и вправду зарубить его. Вечный мужицкий страх...

Впрочем, никакой цены для Распутина та клятва не имела. У него были свои отношения с Богом, недоступные этим сытым князьям церкви. И его Бог мог простить вырванное угрозой смерти крестное целование. Но мог ли Бог простить предательство вчерашнего друга?

К тому же Распутин знал, что Илиодор обманывал не только его, но и иерархов, ибо было тайное – то, что Илиодор таил от Гермогена и Феофана и что крепко связывало его с Распутиным...

Предательство Илиодора и насилие Гермогена заставили Распутина тотчас дать телеграмму «маме». «Выйдя из Ярославского подворья, – писал Илиодор, – Распутин отправился на телеграф и послал царям телеграмму... полную невероятной клеветы... Он писал, что будто бы я и Гермоген хотели его у себя в покоях лишить жизни, задушить».

Но клеветы особой тут не было: ведь и саблей грозили, и по голове крестом медным били...

Так закончилось 16 декабря – особый день в жизни Распутина.

Через пять лет в ночь с 1б на 17 декабря его убьют.

Велики были изумление и гнев царицы, когда она получила телеграмму и узнала от Ани подробности о том, как вчерашние друзья попытались лишить жизни «отца Григория», лишить ее и наследника помощи «Божьего человека».

Но Гермоген пошел дальше – на сессии Синода он произнес обличительную речь против хлыстовства. Сначала епископ обрушился на писателей, описывающих хлыстовство (эта тема уже питала бульварную литературу, Арцыбашев и Каменский описывали сцены «радений» и «свального греха»), обличил соблазн этих произведений и, наконец, перешел к главному – обвинил Распутина «в хлыстовских тенденциях». Синод слушал испуганно – иерархи догадывались, какова будет ярость царицы, и лишь жалкое меньшинство осмелилось поддержать Гермогена. Большинство же вместе с обер-прокурором Саблером выразило недовольство вмешательством пастыря в «вещи, которые его не касаются».

Но Гермоген не успокоился. Более того, в частных разговорах он осмелился говорить о том, что Распутин прелюбодействовал с царицей!

Аликс узнала обо всем от Вырубовой. Теперь Гермоген и Илиодор стали для нее лжецами, прикинувшимися из выгоды друзьями и почитателями «отца Григория». Как посмели они обвинять его – друга Царской Семьи, «Нашего Друга»! И – что чудовищнее всего – как посмели, зная ее, распространять гнусные слухи! Легко представить, что она говорила Ники. И легко представить себе его гнев – гнев царя.

И грянул гром.

ОЧЕРЕДНОЕ ПРЕДСКАЗАНИЕ О ГИБЕЛИ «ЦАРЕЙ»

Из показаний Виктора Яцкевича, директора канцелярии обер-прокурора Синода: «Среди сессии в Рождественские святки (это небывалый случай в жизни Синода) Гермоген получил приказание вернуться в епархию... Он не подчинился этому приказу, и, как я слышал, по телеграфу просил приема у Государя, указывая, что имеет сообщить о важном деле, но ему отказали».