– Залезай в машину. Расскажу по дороге.
Это был хитрый ход. Из машины Маша не сбежит. А с берега реки запросто.
Она бросила свой рюкзак рядом с его. Села вперед на пассажирское сиденье. Пристегнулась. Она была очень умненькой и очень правильной.
Он медленно поехал.
– Однажды летом к нам на отдыхе присоединился бабушкин младший сын Валера, – начал Игорек рассказывать. – У них были непростые отношения. Всегда были такими. Бабушка его недолюбливала. О причине не спрашивай – не знаю. Мой отец тоже никогда не был близок с братом. Отцы у них были разные. И по семейной легенде, второй муж моей бабушки бросил ее и увез с собой сына. Случилось это очень давно. Мой отец еще в школу ходил. В общем… Валера воспитывался отцом. К матери приезжал крайне редко. И встречи всегда проходили натянуто, хорошо, если без скандалов. Мы никогда с ним почти не пересекались. Пару раз в моем раннем детстве. Но я почти ничего с того времени не помню. И потом встретились как раз тогда, когда все и случилось.
– Сколько лет тебе было?
– Четырнадцать.
– Ого, давно! – сделала Маша несложный подсчет. – Двадцать лет назад!
– Почти. – Он на нее покосился. – Тридцать четыре мне только осенью.
– Помню, – она хихикнула. – Я помню, что ты станешь старше меня почти на десять лет.
– На десять лет меня старше и Валера. В то лето ему как раз исполнилось двадцать четыре. Он окончил университет, что-то связанное с юриспруденцией, и находился в поисках работы. И когда узнал, что мы семьей едем на отдых к его матери, тоже приехал. И… И все испортил…
– Расскажи! – Машины глаза сделались похожи на две льдинки, в которых буйствовал солнечный луч. – Расскажи, Игореша!
Рассказывать ему не хотелось. Врать ей тоже. Поэтому он, как мог, скомкал рассказ до размеров трех предложений. Хотя события те насчитывали трое суток. Именно столько шло публичное семейное разбирательство, которое устроил ему Валера. Даже не разбирательство. Это была публичная порка, казнь.
– Он оболгал меня в глазах бабушки. Назвал вором, наглецом, вруном.
– А что ты украл? – вырвалось у Маши.
– Я ничего не крал! – Он так резко надавил на педаль тормоза, что она едва не ударилась лбом о стекло. – В том-то и дело, что я ничего не крал! Я этого даже никогда не видел.
– Прости, прости. – Она дотянулась до его плеча, погладила. – Я неправильно сформулировала вопрос. Я хотела спросить: а что у нее пропало?
– Она уверяла, что у нее пропали драгоценности.
Игорь поморщился. Они как раз остановились возле старого дома, построенного его прадедом. Дом был им выстроен на века. За долгие годы не сгнило ни одной половицы. Не провалилось ни одной ступени. Бабушка уверяла, что весь секрет в дереве, которое ее отец использовал для строительства. И в обработке этого дерева. С годами оно темнело, но становилось только прочнее. Игорь с отцом давно перекрыли крышу, вставили модные нынче рамы, пристроили веранду, заставили комнаты другой мебелью, настелили ковров, повесили люстры. Стены не тронули. Они были нерушимы.
– Драгоценности?! – ахнула Маша, всплеснув руками. – А откуда?! Она же была…
– Да, простой школьной учительницей. Всю жизнь прожила в этом доме. Который ее отец завещал старшему внуку. Им был и остается мой отец. Поэтому и я в этом доме отдыхаю. Валера не смеет. Мой отец указал ему на дверь. Валера забрал бабушку после того памятного скандала. Увез куда-то к себе. Больше мы о них не слышали.
– Ужас!
Маша покачала головой, взгляд рассеянный. Она выбралась из машины и замерла напротив дома, рассматривая его от нового конька крыши до старых крепких ступеней.
– Послушай, Игореша. А что за драгоценности? С чего вдруг пошел такой разговор? Как это началось?
– Не хочу вспоминать. – Он отвернулся, достал их рюкзаки, запер машину. – Моя мама, к примеру, решила, что ее свекровь просто свихнулась. Откуда, скажите, у нее в шкатулке с пуговицами могли появиться драгоценности?! Бред! Отец тоже счел это бредом.
– А Валера?
– А он поддакивал матери. И уверял, что тоже видел в этой шкатулке старинные золотые часы, несколько золотых монет и серьги с бриллиантами.
– А ты эти предметы видел?
– Предметы?
Игорь опустил голову. Тут же вспомнилось…
Фарфоровый белоснежный голубь стоял на комоде в главной комнате, сколько он себя помнил. Он был битком набит разномастными пуговицами, наперстками, кнопками и крючками. Попадались ему и сережки, и часики, и монетки какие-то.
– Все невзрачное, потемневшее от времени, – развел он руками. – Маленьким я со всем этим добром игрался. Потом стало неинтересно. И до того момента, как меня обвинили в воровстве, я не касался этой фарфоровой птицы года четыре. Я даже забыл о ней. И тут вдруг бабушка спохватилась. Думаю, не без Валеркиной наводки. Принялась рыться в шкатулке. Не нашла там часов, сережек, монеток. Поднялся шум. Началось семейное разбирательство. Валера старался изо всех сил. Уверял, что его студенческого опыта хватит на то, чтобы выявить семейного воришку. Ну и… Нашел пару монеток у меня под матрасом.
– Ужас! – ахнула Маша и глянула с сочувствием. – Представляю, каково тебе было! Наверное, было столько шума.
– Нет, ты не представляешь. И шума не было. Мама с отцом, конечно же, не поверили, что это я выкрал безделушки. Они до сих пор уверены, что это Валера все устроил. Они мне поверили. А бабушка…
– А она нет? Не поверила?
– Нет. Она все время смотрела на меня, будто видела впервые. И ее глаза наполнялись слезами. И еще она качала головой вот так. – Игорь легонько качнул головой. – В этом был упрек, разочарование, и от этого было только хуже. Лучше бы она накричала.
– И чем все закончилось?
– Закончилось все скверно. Отец указал Валере на дверь. Сказал, чтобы ноги его больше не было в этом доме. И он, что показалось нам совершенно удивительным, забрал с собой и мою бабушку. Мы утром проснулись, а их нет. Как ему удалось ее уговорить, до сих пор не пойму.
– Ее никто не уговаривал, Игореша. – Маша еще раз обежала взглядом старинный дом. – Она сбежала. Она просто сбежала, потому что ей было стыдно. Если только…
– Если только что?
– Если только он насильно ее не увез.
Ее губы снова дрожали. Она вцепилась в его руку, дернула, разворачивая на себя. И задала совершенно непонятный неуместный вопрос:
– А чем при жизни занимался твой прадед, Игореша?
– Да ничем таким. После войны в колхозе трудился бухгалтером.
– Воевал?
– Да. Дошел до Берлина.
– В каком звании?
– Ох, Машка! Не знаю я. Идем лучше в дом. Кажется, дождь начинается.