…ну что, вот и дождался?..
Он крутанул враздрай колёса, отчаянно надеясь, что успеет в самый последний момент дотянуться до стоящего под столом чемодана, отбить крышку и высыпать груду бумаг на угли. Напрасная надежда – каталка от резкого движения накренилась, зацепилась за косяк балконной двери. Рубчатое чугунное яйцо тяжело ударилось о крашеные доски и покатилось на середину комнаты. С горестным воплем мужчина оттолкнулся от ручек кресла, чтобы в падении дотянуться до гранаты, успеть, открыть себе дверку для последнего бегства.
Не успел. Вошедший мягко, по тигриному метнулся к нему. В лицо ударила ледяная струя газа, и последнее, что он успел увидеть, прежде, чем лишился сознания – это склонившаяся к нему резиновая морда противогаза.
Никто из соседей не заметил, никто! Вторгшиеся в квартиру астронома чужаки не торопились. Спеленав свою жертву, они замерли, прислушиваясь – из-за капитальных деревянных стен не доносилось ни звука. Мужчины – теперь их в квартире было трое – споро обыскали комнату, сложив в большой баул все бумаги, которые только смогли найти. Простучали стены, переворошили шкафы, ящики, заглянули, встав на стулья, в вентиляционные отдушины, порылись в топке давным-давно не работающей печи. Потом сняли маски, осторожно втянули воздух – остатки газа уже выветрились через настежь распахнутую балконную дверь. Один из чужаков осторожно выглянул на лестничную клетку, другой же, выглянув на балкон, дважды мигнул карманным фонариком вдоль улицы.
Пять минут спустя затарахтел мотор, и к подъезду подкатил автофургон с шашечками грузового такси на дверках кабины. Двое «гостей» закатали неподвижное тело астронома-любителя в содранный со стены ковёр и, мягко ступая по ступеням, снесли получившийся рулон вниз. И снова им повезло – ни одна дверь не приоткрылась, ни одна пара любопытных глаз не взглянула в замочную скважину. Выждав, когда груз окажется в кузове, третий чужак закрыл балкон, вышел на лестничную клетку, беззвучно закрыл входную дверь и стал спускаться по лестнице. Минуту спустя «ГАЗон» фыркнул, развернулся и скрылся в лабиринте переулков городской окраины.
1979 г., июль Поезд Москва-Новосибирск. Ночь в пути.Мы шикуем: взяли на четверых полное купе, несмотря на то, что в пути предстоит провести всего ничего, каких-то восемь с половиной часов. Фирменный поезд «Москва-Вологда» отбывает в час-ноль три пополуночи, а в месте назначения он уже в половину десятого утра. Не куковать же все это время на полках в общем вагоне, под дружный храп и похмельное амбре, обильно извергаемые не самой изысканной публикой? Тем более – можем себе позволить, деньги из первой изъятой захоронки (той, что была на птицеферме) так и лежат, почти нетронутые. Едем мы вчетвером. Легенда самая естественная: трое подростков и студентка совершают поездку во время каникул с познавательными целями. Скажем, с целью ознакомления с образчиками русского деревянного зодчества конца девятнадцатого-начала двадцатого веков, которых что в самой Вологде, что в окрестностях, полным-полно. Кармен официально числится студенткой филологического факультета института Патриса Лумумбы, знаменитого московского «лумумбария» – так что сделать для неё подходящую бумажку никакого труда не составило. Итак, поезд тронулся в назначенные три минуты второго, под льющееся из вагонных динамиков «В Вологде-где-где-где, в Вологде-где». Здесь это, считай, наисвежайший хит – «Песняры» спели её в прошлом семьдесят восьмом году, после чего песня звучала, как сказали бы в более поздние времена, из каждого утюга, не считая каждой дискотеки. На меня будто пахнуло чем-то родным, а вот Серёга с Миладкой моего энтузиазма не разделили – полезли наверх, щёлкать рукояткой радиоточки. Шалите, девочки и мальчики, в поезде только один канал, вот этот…
«Шлю я, шлю я ей за пакетом пакет
Только, только нет мне ни слова в ответ
Значит, значит надо иметь ей ввиду
Сам я за ответом приду
Что б ни случилось я к милой приду
В Вологду-гду-гду-гду, в Вологду-гду
Сам я за ответом приду…»
Проводница прошла по вагону, собирая билеты и разнося бельё, и на вопрос «а можно ли чайку» последовал недоумённый взгляд – какой ещё вам чай в половину второго ночи? Однако же, титан, от которого по всему вагону тянуло угольной гарью, оказался раскочегарен – живём!
Сна – ни в одном глазу. В приопущенное на ширину двух ладоней окно купе волнами вливался тёплый июньский воздух, полный специфического, сугубо «железнодорожного» аромата пополам с запахами подмосковных лесов, и мы, заварив в предусмотрительно прихваченных из дома кружках чай «со слоном», принялись строить планы на завтрашний день.
Задача у нас совсем несложная: найти дом по заранее известному адресу, подняться на второй этаж, представиться и побеседовать. Фотография «разыскиваемого» имеется, описание его обычного распорядка – тоже, посланцы генерала не теряли времени даром. А вот как начать сам разговор – это вопрос крайне интересный.
Итак, что мы имеем? Наш «клиент» – инвалид, ведущий крайне замкнутый образ жизни. Общается только с соседями, в особенности, с девочкой лет двенадцати-тринадцати. Интересуется астрономией на любительском уровне – на этой почве они с девчонкой и подружились, поскольку та всякий ясный вечер торчит на балконе у соседа, рядом с самодельным телескопом. И, главное: есть все основания полагать, что в каждом, кто к нему приблизится, Виктор Иннокентьевич (так зовут нашего «клиента») готов видеть, в лучшем случае, «ликвидатора» Конторы, стремящегося довести до конца зачистку сотрудников «спецотдела», а в худшем – боевика-Десантника. И свернуть его с этой мысли возможным не представляется – в разговоры он вступать не намерен, и готов на самые решительные действия. Например: подорвать и себя, и незваного гостя «лимонкой», которую постоянно таскает в кармане домашней куртки.
Так что, на встречу с ним идём мы трое. Комонсы. Те, кого Десантники не могли «оседлать» ни при каких обстоятельствах – руки у них коротки подчинить себе личности земных подростков. Наш «разыскиваемый» в курсе этого обстоятельства, поскольку сам однажды побывал в шкуре тех, кого пытались взять под контроль Пришельцы – и, надеюсь, одного этого соображения хватит, чтобы хотя бы заговорить с нами. Ну а там видно будет. Главное – ввязаться, как говаривал Наполеон.
На часах половина третьего. Девчонки спят на нижних полках, Аст раскинулся на своей верхней и чуть слышно похрапывает, свесив руку вниз – кисть расслабленно покачивается над свернувшейся в клубочек Миладкой. Девочка по жаре сбросила на пол простынку, и теперь предстаёт перед нашим с альтер эго нескромным взором в наряде, состоящем из узких белых трусиков и маечки на босу грудь. Альтер эго от этого соблазнительного зрелища порывисто вздыхает и отворачивается к проносящемуся мимо ночному пейзажу. Не облизывайся, не нужно это тебе, не твоё…
Поезд миновал Сергиев Посад – здесь он именуется на советский манер, Загорском – и теперь чернильной тьме мелькают лишь редкие огни деревень да раскачиваются фонари на полустанках, которые мы пролетаем с завидной скоростью.
Если кто-нибудь однажды спросит, что для меня дороже всего в этом невероятном «попаданстве», то ответ был бы: вот эти редкие минуты одиночества наедине со своими воспоминаниями, чудесным образом оживающими вокруг. Когда не надо что-то решать, куда-то бежать, выполнять головоломные миссии, гадать над очередными неразрешимыми проблемами и туманными перспективами – просто лежать и неторопливо, безумно впитывать в себя давно ушедшее и вот, вернувшееся назад…