– Зачем ты продолжаешь это делать? Зачем все еще общаешься с ним?
– Не лезь! – отрезала она, по привычке начиная защищаться. Аспен снисходительно вскинул брови – поведение Киры даже не произвело на него впечатления. Но он нахмурился, когда она встала с кровати и, неудобно оперевшись на забинтованную ногу, ухнула и согнулась.
Тогда Аспен смягчился и, как и всегда, когда был расстроен, встрепал волосы на затылке.
– Не говори с ним, – попросил он едва слышно. Кира могла бы посмеяться над ним или рявкнуть чтобы он убирался и оставил ее в покое, – сейчас Аспен впервые за долгое время был уязвим перед ней, скинул кожу и остался обнаженным, показывая слабости.
Показывая, что Кира – его слабость.
Но она не рассмеялась. Кира даже не посмотрела на него. Она смотрела только перед собой, а в ее горле застрял вдох – грудь не поднималась и не опускалась. Пальцы сильнее сжались на спинке кровати, и Аспен увидел новый синяк на ее запястье и тут же вспыхнул:
– Он опять тебя бил? – Кира резко обернулась. – Когда? Ты ведь не выходила!
– Он пришел сюда.
– Он… – Аспен подступил к постели, яростно выдыхая. – Он пришел сюда? В мой дом? И ты его впустила?
Эта квартирка – его личное царство тьмы, место, где он может спрятаться от видений, воспоминаний, будущего и прошлого. Здесь, в полной темноте, он готовит и смотрит телик, а иногда даже притворяется нормальным парнем, у которого есть близкие друзья.
Кира выпалила:
– Конечно, нет! Это ведь твой дом, я бы не стала приглашать гостей!
– Гостей? – Аспен скрипуче рассмеялся. – Он никакой не гость, Кира.
Она пропустила эту реплику мимо ушей, спокойно сказав:
– Он пришел и долго колотил в дверь. Вышла твоя соседка. Светловолосая красотка в халатике. Попросила его вести себя чуть тише. Мне пришлось поговорить с ним.
Марисса.
– И что ты ему сказала? Что он тебе сказал? О чем вы говорили?
– Это что, допрос?
– Да, черт возьми, это допрос, – чеканя каждое слово, заявил Аспен. – Когда ты светишь синяками, ожидай этого, Кира, ожидай допроса.
Пришла ее очередь смеяться.
– Синяки – это не самое страшное, что он сделал со мной, Аспен.
Он почувствовал пульсацию в ушах. Не самое страшное? А что тогда страшное?
– Мы ни о чем не говорили, – твердо сказала Кира. – Он сказал, чтобы я возвращалась домой. Я ответила, что не вернусь. Затем он схватил меня. Я вырвалась и зашла внутрь. Так все и было.
А что было до? – хотел спросить Аспен. И он хотел выжидающе смотреть в Кирины глаза, похожие на два прозрачных халцедона, но боялся, что она произнесет вслух то, о чем он уже давно догадывался.
«Я не собираюсь быть милым с этим выродком, который трахает мою дочь».
– Хорошо, – бросил он, разворачиваясь. – Я поговорю с ним прямо сейчас, чтобы он оставил тебя в покое.
– НЕТ! – вопль Киры ударил по нервным окончаниям, но Аспен не остановился. – Ты ведь ничего не знаешь!
– Я все знаю, – сказал он, не оборачиваясь. – И я сделаю так, чтобы он больше никогда не лез в твою жизнь. – Аспен направился в коридор, слыша позади топот Кириных ног. – Я не сделал это четыре года назад, когда ты ушла. Я был несмышленым пацаном. Сейчас сделаю то, что должен.
– Ты мне ничего не должен, – заверила Кира, обхватывая себя руками. Аспен выпрямился, накинул на плечи куртку и схватил ключи, лежащие на тумбочке. – Он убьет тебя, Аспен.
Ну и пусть, – чуть не ответил он, но вовремя проглотил страшные слова. Перед уходом закрыл дверь на ключ и бегом кинулся к лифтам.
«Скалларк думает, что ты принимаешь наркотики», – в его памяти вновь возник бесцветный голос Айрленд, в котором только незнакомец не услышал бы замаскированную тревогу.
Он хотел бы. Аспен подумал, что, если бы его жизнь могла спасти всех тех, чьи смерти и мучения он видел, он бы, не задумываясь, пожертвовал собой. Но Аспен никто – просто посторонний наблюдатель.
Нет… нет. Он был раньше посторонним наблюдателем – раньше, но не теперь.
Сейчас он застрял в паутине отвратительных секретов жителей Эттон-Крика и барахтается, прилипая к липким шелковистым нитям то одним боком, то другим, рискуя полностью завязнуть. И есть только один выход – разорвать паутину, которая скрепила его с другими людьми.
Начнет он с Кириного папаши.
…
Если отец Сьюзен, когда Аспен вломился в их обветшалый домик, залатанный тут и там фанерой, картонными коробками и газетой, был пьян в стельку и не соображал, что происходит, то профессор Джеймис-Ллойд в своем сшитом на заказ костюме, работал на лэптопе в кабинете. Зачесанные назад волосы, гладкие дряблые щеки, выдающие возраст, но живые злобные глаза – это все профессор.
– Что тебе нужно? – спросил он, даже не отрывая взгляда от экрана.
– Зачем вы приходили в мой дом?
Профессор все еще не поднимал головы, и стекла его очков загадочно поблескивали.
– Кира тебе сказала? Я просто пришел, чтобы удостовериться, все ли с ней в порядке. Ничего особенного. Ты для этого здесь? – Он наконец-то удостоил Аспена взглядом.
Притворство, это все притворство.
Аспен знал, что внутри профессора начинает клокотать ураган – по его щекам пополз румянец. Наслаждаясь этим знанием, он неспешно приблизился к столу и пробежался пальцами по папкам на краю стола. Тут же в рядок лежали семь простых карандашей с идеальными остро заточенными кончиками.
Идеально ровное.
Все идеальное.
Психопат создал на своем столе порядок, чтобы разобраться с беспорядком в собственной голове.
– Я больше не хочу, чтобы вы приходили ко мне, профессор. И не беспокойтесь за Киру. Со мной она в безопасности.
Профессор улыбнулся, сверкнув новыми зубами. Впрочем, эта улыбка была напускной, как и все остальное. Он – как и отец Сьюзен – просто мразь, вот и все. Плесень она и есть плесень, – рассудил Аспен, – и не важно, кроется ли она в старом доме или на стенах старинного особняка.
– Кира будет в безопасности со мной, со своим отцом. А не с таким парнем, как ты. Я все выяснил о тебе, Аспен. – Профессор откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. Сиденье скрипнуло. – Твой отец умер, когда тебе было пять. Мать сразу же отказалась от тебя, отправив к своим родителям. Я пока ни в чем не ошибся? – Он насмешливо вскинул брови. – А потом ты подозревался в убийстве двух ребят из твоей школы, но из-за недостатка улик тебя заперли в психушку, потому что ты видел их смерть в будущем. Выйдя из психушки, ты тут же заприметил Киру. Вот только я тебе не позволю сделать ее своей, – закончил он, перестав улыбаться.