– Что за черт, Айрленд?! – Аспен взбешенно нахмурился, но я снова перебила:
– Он давно следит за мной, еще с того дня в переулке, когда Сьюзен… – Аспен шумно втянул воздух, скрипнув зубами, но я продолжила: – Я точно слышала его голос, он показался мне знакомым. И вот теперь. Откуда он знал о том, что Згардоли на меня напал? В курсе были немногие. Неизвестный давно следил за мной, это было весело. Я была игрой, за которой интересно наблюдать. Но вот он вышел из тени, значит, что-то вывело его из себя. И вот что: я разгадала загадку, я знаю, кто он. Пока еще не знаю, но знаю.
– Не знаешь, но знаешь, – повторил Аспен загробным тоном. Я не могла понять, верит он мне или думает, что я с причудами. – Забавная логика.
– Но я никак не могу понять, почему Згардоли?
– А почему вообще кто-то? – вспылил Аспен. – А может, маньяк не хотел, чтобы кто-то, кроме него, донимал тебя?
– Вот только откуда Неизвестный мог обо всем узнать?
– Кира написала статью, – предположил Аспен, и я покачала головой:
– Нет, в статье было сказано, что это я преследовала Згардоли, а не он меня, и… – я резко замолчала, вспомнив слова детектива Дина. – Но Неизвестный мог обо всем узнать, когда Згардоли пришел в полицию и написал заявление…
Аспен уставился на меня таким взглядом, словно у меня вырос рог прямо между глаз, и мне еще несколько минут пришлось пересказывать разговор с детективом Дином. Аспен присвистнул, откинувшись на спинку стула.
– Может, Згардоли изначально был жертвой Неизвестного? Например, преступник не знал, что ты будешь в том лесу, и он притащил Згардоли, чтобы его убить, а тут ты подвернулась под руку… случайно…
– Так будет лучше.
– Что?
– Он сказал: «Так будет лучше».
– Постой-ка. – Аспен выпрямился и поднял руку, как бы требуя тишины. Взгляд был сосредоточенным, напряженным. – Айрленд, а что, если это подтверждает твою теорию «отцы-дочери»? Вдруг он хотел убить Згардоли за то, что тот мучил тебя?
– Он меня не…
– Айрленд, – Аспен наклонился и взял меня за руку, которая лежала на животе. Сжал легонько пальцы, прозрачно намекая, чтобы я перестала возражать. Его серые глаза лихорадочно блестели, голос дрожал от сдерживаемых эмоций. – Это спровоцировало его. То, что Згардоли хотел сделать с тобой. Он заставил его пойти в полицию, но нашему Неизвестному это не показалось достаточным наказанием. Он убил Згардоли и стал преследовать тебя, чтобы избавить от страданий. Просто… что мы знаем об этих двух преступниках?
– Криттонский Потрошитель в девяностых официально убил тринадцать девушек. Готова спорить, все дело было в Дэйзи Келли и Оливе Дюваль.
– Верно. Наш Неизвестный, который убивает отцов и дочерей, – это женщина. Значит, она не может быть Криттонским Потрошителем, потому что от него забеременела Дэйзи Келли. Неизвестный – женщина. Мы не знаем, почему отцы и дети… мы вообще-то ни в чем не уверены…
Я щелкнула пальцами:
– И не забудь того типа из твоего сна.
– Верно. Можно предположить, что он – Криттонский Потрошитель, потому что он следил за тобой. Теперь мы должны узнать, как выглядел человек в маске. Точнее, как выглядела женщина в маске. – Аспен выделил голосом слово «женщина» и зыркнул в мою сторону, как будто ожидал, что я стану спорить.
Мы погрузились в молчание, думая каждый о своем, затем я сказала:
– Надо четко знать, зачем Неизвестная убивает.
– Хм…
– Что еще за хм?
– Недавно кое-что случилось. Я видел, как она собирается убить Киру.
– Что?! – Я с решимостью попыталась сесть, и мой живот взорвался болью. Аспен приподнялся и поправил подо мной подушки. Пока он со мной нянчился, я вспоминала то, что случилось между нами с Кирой. Ее сокрушающие удары, слова. Она говорила, что убьет меня. Ради него, ради Аспена. Я покосилась на его осунувшееся от усталости лицо, оценила синяки под глазами, морщинку между бровей. Тут он плюхнулся на стул, и я сказала:
– Понятно. Надо разобраться, как они все связаны. В делах Криттонского Потрошителя все жертвы были связаны между собой – они были прототипом Дэйзи Келли.
– Но с Неизвестным все иначе, целые семьи в опасности. Единственная связь между происходящим – Олива Дюваль. Она была жертвой Криттонского Потрошителя, а теперь кто-то мучает ее дочь, предположительно – тоже Потрошитель, и он… – Аспен снова замолчал с таким видом, будто его осенило. Уставился на меня. – Нет. Связь не только Олива Дюваль. Ты тоже. Если предположить, что твою мать тоже убил Криттонский Потрошитель…
Аспен смущенно замолчал, глянув на меня, и я, притворившись, что такое беспечное разглагольствование о маме не задело меня, сказала:
– За мной следят из-за того, что я роюсь в прошлом.
Аспен, довольный тем, что я обошла опасную тему, произнес:
– Но Неизвестный не связан с прошлым, так? А ты и Леда – да. Если подумать… за Ледой следят двое, за тобой тоже…
– Не неси чепухи, – отрезала я слишком поспешно. Не хотелось, чтобы меня с Ледой Стивенсон связывало еще что-то помимо того, что уже есть.
– Почему ты такая упрямая? – Аспен болезненно нахмурился, но я не почувствовала даже укола совести.
– Потому что я не хочу еще глубже погружаться в это. И тем более не хочу связываться с Ледой. Я хочу найти убийцу мамы, вычислить Неизвестного и уехать на Аляску.
Аспен издал странный звук, похожий на удивленное фырканье:
– Ты хочешь уехать на Аляску?
– Я хочу быть подальше от Эттон-Крик. Я не… это все сложно…
Я посмотрела на Аспена в поисках поддержки, и его серые глаза стали серьезными.
– Ты не что?.. – спросил он с нажимом.
– Я не чувствую, что достаточно сильна, – горько пробормотала я. Слова дались с большим трудом, но притворяться, что все в порядке, было сложнее. – Джорджи ведь тоже верила, что я со всем справлюсь. И папа… он попросил меня позаботиться о маме…
Я закрыла глаза, и под веками стало нестерпимо горячо. Сжав пальцами переносицу, я выдохнула и вдруг почувствовала, что Аспен обнял меня за плечи, легонько прижал к себе.
– Только не привыкни, я не всегда такой милый.
Я улыбнулась, качнула головой, и Аспен выпрямился, отпуская меня.
– Ничего, Айрленд. – Он буравил взглядом мой затылок, но я не поднимала головы. – Я ничего от тебя и не жду. Уверен, Джорджи знала, что, будь у тебя выбор, ты пожертвовала бы собой ради спасения ее жизни.
Когда Аспен ушел, я позволила себе расплакаться. Изловчившись, достала из тумбочки мобильный телефон и открыла мамину фотографию. Чувство вины, такое сильное и горячее, врезалось в грудь, будто танк на огромной скорости, смяло внутренние органы, расплющило ребра.