Господин мертвец. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Константин Соловьев cтр.№ 60

Фридхофизм… Дирк вздохнул. Интересно, насколько глубоко укоренилось это жуткое и отталкивающее учение в Чумном Легионе? Конечно, тоттмейстеры контролируют своих мертвецов, но даже Бергеру не под силу постоянно держать всю роту в зоне своего неослабевающего внимания, как простому человеку не научиться жонглировать двумя сотнями мячей одновременно. Дирку оставалось надеяться, что это проклятое «кладбищенство» не распространится дальше четвертого отделения или на худой конец взвода «листьев». Но ведь откуда-то Зиверс взял свои грязные бумажки?.. Ведь не от пехотинцев фон Мердера, из тех едва ли получатся фридхофисты. Значит, есть и другие распространители? В иных взводах или даже – Дирк нахмурился – в иных ротах. Но задерживать мысль на этом не хотелось, как задерживать взвод посреди проволочных укреплений под пулеметным огнем. Будет время, ему стоит серьезно поговорить на этот счет с мейстером. Тот разберется и сделает все необходимое. Не сейчас – позже…

Приятель Шкуродера, Рошер, чинил форму, сняв для удобства наручи доспехов. Дирк сделал ему замечание – и тот поспешно исправился, мотнув головой на кривой тощей шее. Гранатометчик Эшман читал газету – скверного качества «фронтовой листок». Дирк не замечал в полку фон Мердера полевой типографии, значит, привозили издалека, при случае. Тщательно просеянная военной цензурой и безнадежно устаревшая информация вряд ли представляла собою какую-либо ценность, но Эшман читал увлеченно, улыбаясь в усы. Щуплый Фриш, как обычно, сидел в блиндаже, уединившись с извечным трофейным мешком. Каждую свободную минуту он отдавал инвентаризации своего хозяйства, и хозяйство это разрасталось день ото дня. Фриш собирал шелковые парашюты осветительных ракет, пояски от снарядов и «угольных ящиков», кожаные портупеи, фляги, компасы, обрывки карт и шнурки. Даже найденные им гвозди находили свое место в недрах его бездонного мешка. Мерц прежде бранил Фриша за это бессмысленное собирательство, называя «иудейским племенем» и мародером, да и в отделении посмеивались, но привычка оказалась во всех отношениях живучее его. Впрочем, скупость была не в характере Фриша, подчас его запасы выручали интендантское хозяйство Брюннера.

Неподалеку устроился и Карл Варга. Этот редко утруждал себя какими-либо занятиями, если не имел на то соответствующего приказа. Сонный взгляд, устремленный в никуда, неподвижная поза – Дирку даже не хотелось знать, о чем думает сейчас «Висельник».

Лица, лица, лица… Бледные, заострившиеся, пустые. Эти лица были пусты, как пуст только что загрунтованный художником холст. Ни надежды не было написано на них, ни злости, ни даже отчаяния. В этих траншеях никто уже не надеялся, не злился и не отчаивался. Здесь эмоции давно отгорели свое, как рано или поздно отгорает осветительная ракета.

Дирк вспомнил, как когда-то, тысячу лет назад, наблюдал за колонной «лендвера», неумело марширующей к железнодорожной станции. Безусые мальчишки, которые провели два-три месяца в казарме, упорядоченным потоком размещались по старым вагонам, чтобы отправиться в никогда не виданные прежде земли и там умереть. Дирк вспомнил и то отчаяние, с которым наблюдал за ними. Он-то понимал, что ждет этих желторотых юнцов в болтающихся касках, неумело ругающихся, бравирующих, беспечно шутящих. Он, как проклятый предсказатель, бессильный помешать предначертанному, наблюдал за тем, как пехотинцы занимают места в старых изношенных вагонах. Он знал, что они все умрут, все до последнего. Что земля, на которую они прежде не ступали даже ногой, будет усеяна серым сукном их мундиров. Он видел – и проклинал себя за это. Они были людьми, чье будущее – смерть. Неумолимая, предначертанная.

Теперь он видел вокруг себя другие лица. Смерть для которых была не будущим, а прошлым. И эти лица в минуту душевной слабости казались ему даже более ужасными, чем лица приговоренных к смерти мальчишек. Тех ждала смерть. Этих ждала пустота. Пустота, которая уже сейчас отразилась на них, захватила их мысли и чувства. Эта картина была ужасна по-своему.

Почти полсотни мертвецов, полсотни бывших людей, которым сама Смерть отказала в праве воссоединиться с ней. Никто из них не будет награжден за свой подвиг, и никогда в здешних землях не появится памятника в их честь. Даже их имена умрут вслед за ними, вычеркнутые тоттмейстерской рукой из архива. Дирк вспомнил какие-то листовки, которые сбрасывали с немецких аэропланов несколькими месяцами ранее. «Смелее в бой, солдат! – призывали они. – Бей врага стальной рукой! Твой подвиг – бессмертен!» Даже в этом была ложь. Сам этот подвиг, заставлявший их тянуть умирающие тела все в новые и новые схватки, оказался смертен и умер быстрее их самих. Мертвецы шли в бой, понимая, что даже самое беззаветное мужество не принесет им славы или благодарности. Подвиг, который они совершали каждый день, был так же далек от них, как их траншеи от Парижа.

Они были героями, но не той войны, что громыхала с газетных передовиц и жужжала человеческим шепотом в очередях. Они были героями совершенно другой войны.

О том, что войн на самом деле две, Дирк знал давно.

На одной войне солдаты в новенькой серой форме весело улыбались с фотографий, держа за плечами винтовки. На другой – они были разбросаны, как игрушки, которыми надоело играть ребенку, вмяты в грязь, распластаны и свалены в кучи.

Одна война катилась сверкающими на солнце танками по мощеным дорогам, другая барахталась в болотной жиже посреди раздувшихся конских туш, обломков пушечных лафетов и выпирающих из земли жердей бывших лесов.

С одной войны домой возвращались уставшие фронтовики, украшенные подчеркивающими их мужество шрамами, со сдержанным достоинством они принимали щедрые угощения в ресторанах и рассказывали про братские узы, сковавшие всех солдат в решимости отстоять землю Отечества. Ненужные остатки другой сметали в общие ямы, над которыми наспех насыпали холмы и водружали кресты.

Два мира, и у каждого из них – своя собственная война.

Чумной Легион принадлежал лишь одному из миров, практически отсутствуя в другом. Даже в боевых сводках «фронтовых листков» указывалось в лучшем случае: «516-й стрелковый полк, бесстрашным штурмом овладевший позициями неприятеля, в яростной схватке отбил восемь контратак, несмотря на тяжелейшие потери. Его командир рапортовал, что причиной победы считает высочайший дух своих солдат и их нерушимую отвагу. Магильерская часть, которой он был усилен, отведена для пополнения и восстановления».

На упоминания о Чумном Легионе было наложено табу, столь древнее и решительное, что обойти его не осмелилась бы ни одна газета. Чумной Легион существовал, и об этом знали – от детворы, играющей в войну против мертвяков, до конторских клерков, адвокатов, парикмахеров, водителей такси и торговцев опиумом. Но он существовал обособленно от них, в своем, отдельном, мире. В том, в котором семье ефрейтора Мерца никогда не расскажут о том, что с ним стало после смерти. И в том, где его легко заменить.

Приступ отвращения накатил с такой силой, что Дирк даже сбился с шага. Отвращение это было непонятное, никому конкретно не адресованное, просто разлитое кругом, растворенное в воздухе и земле, как смрад от останков драугров. И трусливая мысль заскребла кривыми зазубренными когтями по черепу – а ведь Мерц нашел выход… Дал сам себе отставку. И тот новенький, Мартин Гюнтер. Они просто вычеркнули себя из мира, который их не устраивал.