Тайна желтой комнаты. Заколдованное кресло - читать онлайн книгу. Автор: Гастон Леру cтр.№ 59

– О, господин председатель, у здравого смысла есть два конца: один нужный, а другой ненужный. И только за один можно хвататься смело, зная, что он выдержит, – это и есть нужный. Его сразу узнаешь, потому что он не обманывает, этот нужный конец, и, что бы вы ни делали, что бы ни говорили, он все выдерживает. На другой день после событий в загадочной галерее я был несчастнейшим из людей и чувствовал себя последним дураком, который не умеет рассуждать здраво, не знает, с какого конца начать, и вот я ползал по земле, уткнувшись носом в осязаемые и такие обманчивые следы, потом вдруг меня словно осенило, я распрямился и решил поискать нужный конец, чтобы попытаться рассуждать здраво, потому-то я и вернулся в галерею.

Там я окончательно убедился, что убийца, которого мы преследовали, на этот раз никак не мог – ни естественным, ни противоестественным путем – покинуть галерею. И тогда, следуя здравому смыслу, я начал с нужного конца и начертил круг, который охватывал всю проблему целиком, а вокруг него мысленно огненными буквами написал: «Раз убийца не может быть вне этого круга, значит, он внутри!» И кого же я увидел внутри этого круга? Кроме убийцы, который неизбежно должен был находиться в нем, мой здравый смысл указал мне папашу Жака, господина Станжерсона, Фредерика Ларсана и меня самого! Таким образом, вместе с убийцей нас оказывалось пятеро. Но когда я стал искать внутри этого круга, или, говоря языком вещественным, в галерее, то обнаружил только четверых. К тому же стало совершенно очевидно, что пятый человек не мог исчезнуть бесследно и выйти за пределы этого круга. Следовательно, внутри круга находился персонаж двуликий, то есть, иными словами, тот, кто соединял в одном лице и собственное «я» и убийцу!.. Почему же раньше-то я до этого не додумался? Да просто потому, что это раздвоение личности происходило не на моих глазах. С кем же из нас четверых, замкнутых внутри этого круга, мог сдваиваться убийца, причем так, что я этого не замечал? Конечно, не с теми, кого в тот или иной момент я видел отдельно от убийцы. Так, например, в одно и то же время я видел в галерее господина Станжерсона и убийцу, папашу Жака и убийцу, себя и убийцу. Значит, убийцей не могли быть ни господин Станжерсон, ни папаша Жак, ни я сам! Впрочем, если бы я был убийцей, то уж наверняка знал бы об этом – не правда ли, господин председатель? А вот видел ли я в одно и то же время Фредерика Ларсана и убийцу? Нет! Нет! Прошло две секунды, в течение которых я потерял убийцу из виду, так как он добежал до стыка двух галерей – о чем, впрочем, я писал в своих заметках – на две секунды раньше, чем господин Станжерсон, папаша Жак и я. Этого Ларсану было вполне достаточно, чтобы укрыться в сворачивающей галерее, одним движением сорвать накладную бороду, повернуться и тут же наткнуться на нас, сделав вид, будто он преследует убийцу… Боллмейер и не такое еще проделывал! Вы, конечно, сами понимаете, что для него не составляло никакого труда менять свою внешность и являться к мадемуазель Станжерсон с рыжей бородой, а к почтовому служащему – с темно-русой бородкой, делающей его похожим на господина Дарзака, которого он поклялся погубить. Да, здравый смысл заставил меня соединить эти два персонажа, или, вернее, обе их половинки, которые мне ни разу не доводилось видеть вместе в одно и то же время: Фредерика Ларсана и преследуемого мной незнакомца… И тогда передо мной предстало таинственное, необычайное существо, которое я разыскивал: убийца.

Это открытие потрясло меня. Я попытался взять себя в руки и успокоиться, занявшись немного осязаемыми, видимыми следами, то есть теми самыми внешними уликами, которые до тех пор вводили меня в заблуждение и которые теперь надо было естественным образом включить в круг, начертанный моим здравым смыслом, начав при этом с нужного конца.

И прежде всего требовалось еще и еще раз проверить основные внешние улики, помешавшие мне в ту ночь распознать во Фредерике Ларсане убийцу.

Первое. Я застал незнакомца в спальне мадемуазель Станжерсон и, бросившись в комнату Фредерика Ларсана, увидел его опухшим от сна.

Второе. Лестница.

Третье. Я поставил Фредерика Ларсана в конце сворачивающей галереи, сказав ему, что собираюсь проникнуть через окно в спальню мадемуазель Станжерсон, с тем чтобы попытаться захватить убийцу. И что же? Вернувшись в спальню мадемуазель Станжерсон, я обнаруживаю там моего незнакомца.

Первый пункт ничуть не смущал меня. Вполне возможно, что, пока я спускался с лестницы, после того как увидел в спальне мадемуазель Станжерсон незнакомца, тот уже закончил то, зачем приходил туда. И, пока я возвращался в замок, он тем временем вернулся в комнату Фредерика Ларсана, мигом разделся и, когда я постучал в его дверь, предстал мне в образе заспанного Фредерика Ларсана…

Второй пункт – лестница – смущал меня не более того. Я понимал, что если Ларсан – убийца, то, чтобы пробраться в замок, ему не требовалось никакой лестницы, так как Ларсан спал по соседству со мной; зато эта лестница внушала мысль о том, что убийца являлся снаружи, – вещь, необходимая в системе, разработанной Ларсаном, раз в ту ночь господина Дарзака в замке не было. А кроме того, в случае необходимости эта лестница сослужила бы службу и самому Ларсану, дав ему возможность бежать.

Но вот третий пункт совсем сбивал меня с толку. Я поставил Ларсана в конце сворачивающей галереи и не находил объяснения тому факту, что он, воспользовавшись моментом, когда я удалился в левое крыло замка за господином Станжерсоном и папашей Жаком, вернулся в спальню мадемуазель Станжерсон. Это было крайне опасно. Он страшно рисковал, ведь его могли поймать… И он это знал… Его и в самом деле чуть не поймали… потому что он не успел добежать, как, вероятно, надеялся, до своего поста… Поэтому, чтобы вернуться туда, в спальню, у него должна была быть веская причина, о которой он вдруг неожиданно вспомнил уже после моего ухода, иначе он не отдал бы мне свой револьвер. Что же касается меня, то я, посылая папашу Жака в правый конец прямой галереи, естественно, полагал, что Ларсан по-прежнему дежурит на своем посту в конце сворачивающей галереи, а сам папаша Жак, которого я, конечно, не посвящал в подробности, отправляясь на свой пост, не обратил внимания, дойдя до пересечения двух галерей, стоит ли Ларсан на условленном месте. В ту минуту папаша Жак был озабочен лишь тем, как бы быстрее и лучше выполнить мои указания. Что же это за непредвиденная причина, заставившая Ларсана вернуться в спальню еще раз? Что за причина? Я решил, что это какой-то осязаемый след его пребывания в комнате, который может разоблачить его. Верно, он забыл там что-то очень важное. Но что? И успел ли он найти эту вещь? Я вспомнил свечу на полу и наклонившегося мужчину… Я попросил госпожу Бернье, убиравшую спальню, поискать хорошенько, и она нашла пенсне… Вот оно, господин председатель! – И Рультабий вытащил из маленького пакетика уже знакомое нам пенсне. – Увидев его, я пришел в ужас… Ларсан никогда не носил пенсне… А если это так, значит, оно ему попросту не нужно… Не говоря уже о том, что в тот момент, когда свобода движений была особенно важна для него, оно и вовсе оказалось лишним… Что же означало это пенсне? Оно никак не вписывалось в мой круг. «Ну а если, скажем, оно принадлежит дальнозоркому человеку?» – осенило меня вдруг. В самом деле, я ни разу не видел Ларсана пишущим и ни разу – читающим. Похоже, он мог быть дальнозорким! В полиции об этом, конечно, знают, если это и в самом деле так, и наверняка должны узнать его пенсне… Вообразите себе: пенсне Ларсана, найденное в спальне мадемуазель Станжерсон, да еще после таинственных событий в загадочной галерее! Ларсану это грозило гибелью… Вот вам и разгадка, вот почему он вернулся в комнату! Оказалось, и вправду Ларсан – Боллмейер плохо видит вблизи, и пенсне, которое, как я думал, узнали бы в полиции, действительно принадлежало ему…