Изабелла застенчиво подняла глаза.
– Сэр, – начала она, – разве я, в моем положении, вправе отвечать утвердительно? Что подумают ваши друзья и родственники, если я скажу «да»?…
– Что? Вы опять за свое? – укоризненно вскричал Гардиман, слегка приобнимая ее за талию. – Хорошенькое дело – в ответ на предложение руки и сердца обзывать мужчину сэром и прятаться от него за его же собственный титул! Не люблю говорить о себе, но вы меня к этому вынуждаете. Ну что ж, слушайте. У меня есть старший брат; он женат, и у него растет сын, который со временем унаследует его титул и состояние. Пока понятно? Превосходно. Много лет назад я отказался от своих прав на баронство (каковы бы они ни были) в пользу брата. Он у меня молодец, безотказный малый! Как впрягся в юности, так и влачит этот крест за нас обоих, ни разу не оступившись. Что же до моих родственников, так ведь они все, начиная с отца и матери и кончая самыми троюродными, высказались на мой счет еще тогда, когда я занялся фермой и лошадьми. Если они люди разумные, каковыми я их почитаю, они не станут себя утруждать и повторять то же самое еще раз. Нет-нет, мисс Изабелла! Женюсь ли я, не женюсь, но, как ни крути, перед вами просто Альфред Гардиман – и точка. А всем моим ближним известно, что я всегда поступаю так, как сочту нужным. Если я вам не люб – что ж, пускай это останется величайшим разочарованием в моей жизни, но все равно скажите об этом честно!
Ну какая женщина на месте Изабеллы не отступила бы хоть на шаг перед таким натиском?
– Своим предложением вы оказываете мне большую честь, и не оценить этого было бы чудовищной неблагодарностью с моей стороны, – растроганно произнесла она.
– Значит ли это, что вы согласны стать моей женой? – потребовал прямолинейный Гардиман, чем окончательно загнал бедняжку в угол.
Но, как всякая женщина, она в последний момент попыталась все же выскользнуть у него меж пальцев.
– Вы не обидитесь, если я попрошу у вас еще немного времени? – сказала она. – Вы так меня ошеломили, что я просто не знаю, как быть. А что, если ваша семья сочтет мое согласие оскорбительным? Это было бы ужасно! Или ваши друзья закроют передо мною двери? Ведь они могут счесть меня интриганкой, которая решила воспользоваться вашей симпатией, чтобы улучшить собственное положение в обществе. Для вас (не говоря уже обо мне) это было бы большим ударом. Нет, я должна еще раз все обдумать! Леди Лидьярд не раз меня предупреждала, чтобы я не забывала, кто я такая, и не строила честолюбивых планов, хоть она сама и относится ко мне как к приемной дочери. Вы так добры со мною – право, невозможно даже выразить, насколько мне лестно ваше внимание! Мое сердце свободно, и, поверьте, когда бы я могла следовать собственным желаниям… – Изабелла внезапно умолкла, чувствуя, что вот-вот наговорит лишнего. – Ах, дайте мне несколько дней, чтобы я попыталась все спокойно обдумать! – взмолилась наконец она. – Все это так неожиданно! Честное слово, у меня голова идет кругом!
Гардиман заметно воодушевился, сочтя ответ Изабеллы весьма обнадеживающим.
– Поступайте отныне и всегда по велению вашего сердца! – с необычной для себя горячностью воскликнул он. – Я так счастлив найти в нем отклик и так рад, что ваши желания совпадают с моими!
Изабелла немедленно воспротивилась такому фривольному толкованию своих слов.
– Но, мистер Гардиман, вы же меня совсем неправильно поняли!..
Он ответил примерно так же, как отвечал леди Лидьярд, когда та пыталась ему внушить, чтобы он оставил Изабеллу в покое.
– Нет-нет, я понял вас правильно и согласен с каждым вашим словом! И впрямь, не можете же вы выйти за меня, не подумав хотя бы пару дней. Сейчас мне довольно уж и того, что на саму перспективу нашего брака вы смотрите благосклонно. Леди Лидьярд называла вас приемной дочерью – так почему мне не назвать вас женой? И что дурного в том, что, выйдя замуж, вы будете занимать более высокое положение в обществе? Напротив, всякий сочтет такой выбор вполне разумным. Я, со своей стороны, был бы даже рад помочь каким-либо вашим честолюбивым планам. Это, конечно, не Бог весть что, ну да мне больше нечего вам предложить – только мое положение да самую искреннюю любовь. Отрадно, однако, слышать, что у нас с ее милостью сходные взгляды на…
– Какие же они сходные! – не выдержала бедная Изабелла. – Вы всё переиначиваете!..
С последним Гардиман великодушно согласился.
– Да, вы правы, я опять не очень удачно выразился – ну, так уж у меня получилось. Не трудитесь объяснять – я все понял. Вы сделали меня счастливейшим из смертных! Так, значит, завтра я скачу к дому вашей тетушки за ответом, да? Только никуда не отлучайтесь! Отныне мы должны видеться каждый день. Я так люблю вас, Изабелла, так люблю! – И, склонившись над нею, он с упоением ее поцеловал. – В награду за то, что я даю вам время подумать, – пояснил он.
Изабелла твердо, но без особого гнева отстранила его. Она уже собралась предпринять еще одну, третью попытку изложить свой взгляд на вещи, но в это время в доме позвонили к обеду, на дорожке появился слуга, видимо, посланный за ними.
– Так, значит, завтра, – заговорщицки прошептал Гардиман. – Заеду к вам пораньше, а от вас прямиком в Лондон, покупать колечко.
Глава XVII
После памятного для Изабеллы визита на ферму события сменяли друг друга необычайно быстро. На другой день – девятого числа – леди Лидьярд вызвала к себе дворецкого и попросила объяснить, почему он продолжает уходить из дому, не считая нужным кого-либо предупреждать. Она заявила, что не посягает на его независимость, которой, безусловно, не потерпела бы ни в одном из слуг, но ей не нравится, что его отсутствие каждый раз оказывается окутано тайной и весь дом пребывает в полном неведении относительно того, когда ему угодно будет вернуться. На этом основании она считает себя вправе требовать от него объяснений. Однако Моуди и вообще-то был довольно скрытен от природы, а на сей раз к тому же опасался стать посмешищем для всего дома, если его попытки помочь Изабелле ничем не увенчаются. Поэтому он предпочел не посвящать ее милость в свои дела, тем более что его расследование пока не слишком продвинулось. Он почтительно попросил ее предоставить ему несколько недель отсрочки, по истечении которых обещал все объяснить. Вспыльчивую леди Лидьярд такая просьба несказанно возмутила. Она обвинила дворецкого в том, что он пытается навязать хозяйке собственные условия найма. Дворецкий принял упрек с образцовой покорностью, однако от своего не отступил – и с этого момента исход беседы стал ясен. Ему было приказано отчитаться о текущих делах. Отчет был немедленно предоставлен, проверен и признан безупречным, и на следующий же день, отказавшись от причитающегося ему жалованья, Моуди покинул дом леди Лидьярд.
Десятого числа ее милость получила письмо от своего племянника.
Здоровье Феликса так и не поправилось, и он решил к концу месяца снова вернуться за границу. Он уже успел списаться со своим парижским приятелем и спешит передать тетушке его ответ. Из письма, вложенного в тот же конверт, леди Лидьярд узнала, что ее банкнота явилась предметом самых тщательных поисков в Париже. Отследить пропажу не удалось, но, если угодно, полицейское управление Парижа может направить в Лондон одного из своих лучших сыщиков, в достаточной мере владеющего английским языком и готового вести дело как самостоятельно, так и в сотрудничестве с полицейским-англичанином. Мистер Трой, которого леди Лидьярд попросила высказаться по данному вопросу, счел назначенную французами плату непомерной и предложил обождать и не посылать пока ответа в Париж; он же тем временем посоветуется с одним своим знакомым, тоже адвокатом, имеющим солидный опыт по части расследования краж в Лондоне, и, может быть, советы знатока вовсе избавят их от необходимости прибегать к услугам иностранцев.