Фишер еще не объявлялся после сигнала тревоги, но происходило что-то странное и непривычное. Молодая медсестра, с которой Вера до этого сталкивалась крайне редко, внимательно осматривала каждый сантиметр ее тела, сосредоточенно собирала все возможные анализы: кровь из пальца, из вены, слюну, мазки и даже отстригла маленькими медицинскими ножницами часть ногтя и небольшую прядь волос. Вера наблюдала за всем происходящим с ужасом, изо всех сил стараясь его скрыть, как и трясущиеся мелкой дрожью конечности. Закономерный молчаливый вопрос нестерпимым зудом терзал ее плотно сжатые губы: «Что, черт возьми, происходит? Мне крышка?» Тревога нарастала, и Вера почти физически ощущала, как нервный ком поднимается к горлу, перекрывая кислород. О чем могут говорить все эти манипуляции с ее телом? Наверняка о подготовке к операции.
Понимание того, что рано или поздно этот день настанет, не шло ни в какое сравнение с осознанием, которое пришло к ней сейчас. Переставая контролировать свои движения, оцепеневшая было Вера нервно замахала руками, как будто помогая себе сделать вдох и побороть сковавший ее ужас. Слезы брызнули из глаз, душераздирающий всхлип вырвался из горла.
Медсестра, блондинка в белом халате с собранными в тугой пучок волосами, забеспокоилась. Видимо, ее предупреждали, что с этой пациенткой проблем не возникнет. Ей пришлось по-быстрому организовать подкрепление. Через минуту в процедурную уже вбежала запыхавшаяся Римма с привычным шприцем на подносе.
– Сейчас-сейчас, – обескураженно, но стараясь держать себя в руках, подбадривала женщина.
Римма явно удивилась, увидев полные ужаса глаза Веры. Очевидно, длительное введение препарата никак не подразумевало подобных реакций.
– Черта с два! – вскрикнула Вера и резким взмахом руки выбила у Риммы поднос со шприцем. – Я иду к Фишеру! А от вашего препарата все равно нет никакого толка!
– Деточка. – Римма попыталась урезонить разбушевавшуюся девушку, коснувшись пухлой мягкой рукой ее плеча.
Но по-видимому, аргументов у нее было маловато. Судя по жалостливому взгляду, обращенному в ее адрес, Вера поняла, что ее самые страшные предположения верны: первые приготовления к операции начались.
Без особого труда отчаявшейся пленнице удалось покинуть процедурную. Не помня себя, она бежала по длинному коридору особняка. Жизнь, которую она и так уже вспомнила вплоть до самых незначительных мелочей, пролетала у нее перед глазами раз за разом. Но теперь с пугающей ясностью представали и картинки из будущего: она лежит на операционном столе рядом с изуродованной Эллой, лицо которой застывает в ехидной ухмылке.
За всей этой пеленой образов она не заметила, как во что-то впечаталась. Крепкие ладони сжали ее плечи.
– Это еще что такое? – Герман обращался, скорее, не к Вере, а к догнавшим ее и застывшим за ее спиной Римме и медсестре.
Он сжимал обмякшее тело Веры, но суровый вопросительный взгляд был адресован Римме. Несчастная женщина только разводила руками.
– Ты понимаешь, что человек, принимающий препарат по графику, неспособен на такой произвол? Какого черта происходит?
Фишер прислонил обессилевшую Веру к стенке, а сам медленно начал наступать на Римму. Плечи его вздымались от негодования. Женщина отступала с недоумением и, как будто моля о помощи, поглядывала на Веру.
– Ты, как никто, должна знать, как я поступаю с предателями и растяпами. Тебе жизнь сына перестала быть дорога? Ты так прониклась к этой девчонке, что позволила себе пренебречь моими указаниями?
– Герман, хватит, – слабо отозвалась Вера. – Препарат уже давно не действует. Разберитесь, что с ним не так, и уколите уже меня, чтобы подействовало раз и навсегда.
Фишер скосил на Веру недоверчивый презрительный взгляд и еще раз осуждающе посмотрел на своих подчиненных.
– Когда был последний укол?
– В пять утра по расписанию. Перед плановым осмотром, – пролепетала Римма.
«Плановый осмотр, твою мать, что бы это значило? Перед операцией или просто плановый?» – соображала Вера.
– Должен вовсю действовать, – констатировал Герман. – Пошли.
Он схватил неповоротливую Римму под локоть и потащил ее обратно в процедурную. Перепуганная медсестра торопливо семенила перед ними, опасаясь, что ее вот-вот придавят. Вера плелась вслед за всеми с одной мыслью: где только он набрал этих тупых куриц?
Фишер плюхнулся на кушетку и засучил рукав рубашки до локтя.
– Коли, – приказал он одуревшей Римме. – Из той же партии. Сейчас мы быстро разберемся, что не так с препаратом.
Впервые я увидела, как Римма теряет самообладание. Трясущимися руками она распечатала шприц и с трудом извлекла ампулу из упаковки, вскрытой сегодня утром. Медсестра попыталась ей помочь, видя, что коллега не справляется. А ведь ей предстоит колоть самого хозяина!
– Сама! – рявкнул Фишер.
Сестра отстранилась.
– И приготовь адреналин. Через пять минут вколешь, чтобы я тут не уснул.
В дверях за Вериной спиной топтался подоспевший на зверские крики охранник Степан.
– Ты вовремя, – обратился к нему Герман. – Закрой дверь и проследи, чтобы до моего приказа из этой комнаты никто не вышел.
Все дружно столпились в десятиметровом помещении и принялись наблюдать за манипуляциями над хозяином. Римма взяла себя в руки и с первого раза попала в вену. Долго ждать не пришлось. Уже через минуту Герман весь обмяк и замер в неестественном положении, только полуприкрытые веки слегка подрагивали. Препарат действовал. На него. А Вера уже и забыла, как это бывает. «Наверное, выработался иммунитет от длительного применения!» – осенило ее.
Может, пока он в несознанке и в состоянии глубочайшего равнодушия, ей воспользоваться моментом?
– Герман. – Она аккуратно потеребила его за руку. – Прикажи Степану выпустить меня отсюда.
Римма ухмыльнулась этой жалкой попытке. А Степан бросил на нее взгляд, прямо говорящий: «Не такой уж я и дурак». Ну, попытка не пытка. Вера пожала плечами.
– Адреналин, – прошипел Фишер.
Римма вколола другой шприц. Герман резко воспрянул.
– Поместите ее в реанимацию со всеми мерами предосторожности. – Поймав Верин испуганный взгляд, он пояснил: – Там будет удобнее проводить обследования. Подготовьте анализы. Мне нужно уехать на конференцию до завтра. Я пришлю человека, который сделает заключение. Степан, – обратился он к бугаю. – Глаз с нее не спускай. Это та еще штучка.
25
Если убить убийцу, количество убийц не изменится.
Уинстон Черчилль
Та еще штучка.
Герман никак не мог удобно устроиться на мягчайшем заднем сиденье своего «Кадиллака» после сегодняшнего суматошного утра. За всю свою практику Фишер не имел столько проблем ни с одним пациентом. Бывали всякие – взбалмошные, пугливые, невежественные, недоверчивые. Но физиологически они всегда воспринимали все манипуляции с их телами и организмами должным образом. Но эта! Начала с преждевременного выхода из искусственной комы, продолжила побегом и до сих пор преподносит сюрпризы.