Как проходила служба в Храме? На этот вопрос легче ответить, если говорить о последнем веке его долгого существования; о более ранних периодах известно меньше. Но даже с учетом того, что дошедшие до нас свидетельства почти наверняка дают идеализированную картину, мы можем реконструировать ежедневный ход храмовой жизни с точностью, невозможной ни для какого другого храма античного мира. Причина этого проста: Иосиф Флавий, сам иерусалимский священник, подробно написал о Храме в рассказе о жизни Ирода и в повествовании о войне против Рима, приведшей к разрушению Храма; а через сто лет после Иосифа авторы самого раннего из раввинистических текстов — Мишны — в попытке уточнить правильный порядок служения в Храме обсудили целый ряд спорных вопросов, связанных с проведением храмовыми властями жертвоприношений. Как бы ни обстояли дела в более ранние эпохи, к концу периода Второго храма последний был необычен для античного мира уже тем, что был открыт для поклонения ежедневно: огромные ворота торжественно открывались на рассвете и закрывались на закате. Большое количество служителей обеспечивало организованный прием жертв от частных лиц, приобретавших у торговцев в портиках на краю храмовой территории животных и птиц для жертвоприношения. Несколько раз в день проходили общественные жертвоприношения, в ходе которых священники возносили молитвы и закалывали животных от имени всего народа. В будние дни эти общественные жертвоприношения совершались утром, днем и вечером, а в субботу и первый день нового месяца проводились специальные обряды жертвоприношения: «И в новомесячия ваши приносите всесожжение Господу: из крупного скота двух тельцов, одного овна и семь однолетних агнцев без порока…» [12]
План Второго храма непосредственно перед его разрушением в 70 году н. э., составленный из описаний Иосифа Флавия и Мишны. Из Двора Израиля, куда не допускались женщины, мужчины-евреи могли видеть вблизи жертвоприношения, совершаемые священниками. После масштабного расширения на юг и восток Двора язычников, которое было завершено Иродом в 12 году до н. э., Храм мог вместить толпы паломников
В обычный день посетителя храма прежде всего должно было поражать его огромное пространство. Ежедневный общественный ритуал совершался на ограниченной территории вокруг внутреннего священнического двора; здесь забивались, сжигались и (время от времени) поедались животные, а также совершались возлияния. Остальная, бо́льшая часть громадного здания чаще всего была почти пустой. Еще до великой перестройки, затеянной Иродом, неевреи отмечали размер площадки, на которой могли собираться верующие. В этом большом дворе, предназначенном для обычной публики, не было ни деревьев, ни вотивных предметов и статуй, обычных для языческих храмов. В I веке н. э. философ Филон Александрийский отмечал не только отсутствие деревьев, но и чистоту всей храмовой территории. То, что во дворе не было деревьев, он объяснял необходимостью поддерживать в Храме атмосферу религиозного аскетизма (для которого было бы пагубно «легкое наслаждение» видом рощицы), а также тем, что необходимый в качестве удобрения навоз не подобало вносить внутрь храмовых стен. Во времена Филона внимание привлекали прежде всего драгоценные предметы обстановки, пожертвованные храму частными лицами и вывешенные на стенах и дверях вокруг двора; это, например, золотая цепь, отданная внуком Ирода Агриппой I в память об освобождении из римского плена, или позолоченные ворота, пожертвованные (согласно Мишне) неким Никанором из Александрии. На огромных завесах пурпурными, голубыми и алыми нитками изображался небесный свод. Золотая лоза поразительно искусной работы, описанная довольно подробно Иосифом, была столь знаменита, что о ней упомянул и языческий историк Тацит. Драгоценные металлы и камни сверкали на солнце, и в различных описаниях здания то и дело повторяются образы, связанные с ярким светом [13].
В «Письме Аристея» отмечается исключительная тишина в Храме: ни одному служащему не требовалось давать указания, так хорошо каждый знал свою задачу. Однако эту тишину то и дело нарушали стада скота, приводимого для жертв, а иногда и хоровое пение псалмов. Включение тех или иных псалмов в храмовую литургию, проводимую по определенному поводу, вероятно, восходит к древним временам, так как уже в ранних греческих переводах псалмов с иврита встречаются соответствующие заголовки (например, «Песнь на день субботний»); семь текстов в большом Свитке псалмов, найденном в Кумране, не сохранились в позднейших еврейской и греческой традициях, что говорит о сохранении некоторой вариативности литургического служения. Труднее представить себе, как воздействовали на посетителя различные ароматы Храма — от воскуряемых на алтаре благовоний до запаха жареного жертвенного мяса. Эти жертвы приносились под открытым небом, и, вероятно, поднимающийся дым растворялся в воздухе: огонь алтаря, как и огонь светильников, располагался на территории, доступной лишь священникам и запретной для простых верующих. Вероятно, некоторые из последних посещали Храм, когда могли, просто чтобы оказаться в божественном присутствии и обратиться с молитвой к Богу, как во времена судей молилась в святилище в Силоме (Шило) бесплодная Анна, согласно библейской истории о рождении судьи и пророка Самуила. Общественных жертвоприношений, совершаемых священниками от имени народа на алтаре перед святая святых — «агнец однолетний, без порока… хлебное приношение… и возлияние к нему» или «два хлеба возношения… пшеничной муки… кислые», — большинство верующих, остававшихся в храмовом дворе, не видели, но частные лица и помимо приносимых за себя жертв исполняли достаточно религиозных обязанностей, чтобы чувствовать приподнятую атмосферу истового благочестия [14].
Трижды в год, на великие праздники Песах (Пасха), Шавуот (Пятидесятница) и Суккот (Кущи), храм преображался от прибывающих толп паломников. Обязанность каждого взрослого еврея «являться пред лице Господа» трижды в год предписывается Торой, и, весьма вероятно, те, кто прибывал в Иерусалим издалека, предпочитали заодно совершить и индивидуальные приношения: добровольные дары, жертвы за грех, жертвы благодарности и так далее. Весенний праздник Песах начинался вечером с того, что присутствующие жарили мясо барашков. Каждый барашек съедался небольшой компанией из мужчин, женщин и детей; пиршество сопровождалось повествованием об исходе из Египта. Следующие семь дней почитались особо — воздержанием от квасной пищи, а первый и последний дни — еще и отдохновением от работы. Через семь недель заканчивался сбор урожая и наступал праздник Шавуот: паломники со всей страны отмечали его принесением священникам первых плодов — обряд, яркие детали которого описаны в Мишне:
Как приносят бикурим [первые плоды]…? Живущие близко приносят инжир и виноград, живущие далеко приносят сушеный инжир и изюм. А впереди них идет бык, рога его позолочены и оливковый венок на его голове, халиль [флейта] звучит впереди них — пока не достигают Иерусалима. Подошли близко к Иерусалиму — посылают вперед вестников и приукрашивают свои бикурим. Старшие коѓены и левиты с казначеями Храма выходят им навстречу — в зависимости от достоинства приходящих выходили они. И все ремесленники Иерусалима встают перед ними и приветствуют их: «Братья наши, жители такого-то места, благословен ваш приход!»… Богатые приносят свои бикурим в серебряных и золотых корзинах, а бедняки приносят их в корзинах из ивовых прутьев, очищенных от коры. И корзины, и бикурим отдаются коѓенам [15].