Лишь в последние шесть лет жизни Коѓен предпринял «вылазки» в область еврейской философии, и эти его труды оказали огромное влияние на еврейских мыслителей XX века. В 1912 году, в возрасте семидесяти лет, Коѓен наконец вышел в отставку, покинул Марбург и стал преподавать в Высшей реформистской школе в Берлине, где посвятил себя разработке новой трактовки иудаизма. Стимулом для этого труда послужила поездка в 1914 году в Вильну и Варшаву, где Коѓену предстала еврейская жизнь, совершенно отличная от той, что была ему знакома по Германии. В философии этики Коѓена религия получила новую роль: он утверждал, что, хотя законы этики действуют независимо во всем человечестве, именно религия, начиная с поздних еврейских пророков, вводит категории греха, раскаяния и спасения, позволяющие пережить индивидуальные страдание и вину. В своем последнем и самом влиятельном труде «Религия разума согласно еврейским источникам», опубликованном посмертно в 1919 году, Коѓен дает выборочное толкование библейских текстов, мидрашей и молитв, излагая новую концепцию религии. Он решительно отказывается от своих воззрений марбургского периода, согласно которым Бог — всего лишь логический постулат человеческого разума, и приходит к мысли о том, что Бог есть чистое бытие («Я есмь Сущий»), а несовершенный, еще становящийся мир связан с Богом через руах ѓа-кодеш («святой дух»), который является не отдельной сущностью (как полагал Филон в своей концепции Логоса), а просто атрибутом взаимоотношений божественного и человеческого, существующих наряду с взаимоотношениями между людьми. По мнению Коѓена, человек — соучастник Бога в творении, которое станет совершенным в мессианскую эпоху, когда человечество объединится в одну живущую в гармонии общину, созданную по образцу еврейского народа. Чтобы этот образец не был утрачен, евреям очень важно следовать еврейской традиции и законам, хотя бы в какой-то мере, но (как настаивал и Кант) закону следует повиноваться добровольно, из чувства долга. В то же время Коѓен утверждает, что иудаизм — не единственный такой образец: в других религиях также имеется рациональное зерно — в той степени, в какой они взращивают человеческое достоинство, пропагандируя внимание к ближнему (ценности дружбы) и уважение к Богу (необходимость искупления вины) [17].
Свои последние труды Коѓен писал под эгидой Высшей реформистской школы, и слава философа-неокантианца придавала его теологическим идеям значительный вес в реформистском иудаизме XX века, однако его предшественники, немецко-еврейские философы-реформисты XIX века, предпочитали Канту идеалистические учения Шеллинга и особенно Гегеля, который утверждал духовную природу реальности и настаивал, что история есть единый процесс последовательной реализации абсолютной идеи и всегда имеет религиозное измерение. Один из реформистских лидеров Соломон Формштехер в своем труде «Религия духа» (1841), переработав шеллинговское понятие проявляющейся в природе мировой души, отождествил ее с Богом, но утверждал, что у мировой души есть еще одно проявление — дух, чьи главные характеристики — самосознание и свобода. «Религия духа» из заглавия его труда — это религия евреев, которая постепенно развивается в сторону универсализма; с эмансипацией евреев этот процесс приближается к кульминации. Поэтому евреям следует подготовиться к появлению абсолютной истины духовной религии, избавив иудаизм от узконациональных элементов и обрядовых законов [18].
Всего через год после публикации книги Формштехера другой реформистский раввин Шмуэль Ѓирш издал книгу «Философия религии евреев» (1842), в которой противопоставлял иудаизм христианству, приняв гегельянские концепции «религии духа» и диалектического развития, но подвергнув многое другое в философии Гегеля серьезной критике. Он не согласился ни с мнением Гегеля о том, что современное ему немецкое христианство представляло собой вершину эволюции совершенного абсолютного духа, ни с выводом, согласно которому все остальные религии были всего лишь промежуточными точками на этом пути и теперь должны кануть в Лету. На всем протяжении своего труда Ѓирш уделяет значительное внимание понятию свободы, утверждая, что любой, кому открылась истина нравственной свободы, будет стремиться распространить ее среди других, причем в иудаизме это достигается не миссионерством, а тем, что евреи самой жизнью свидетельствуют истинность своей веры. Влиянию Ѓирша немало поспособствовали его общественная карьера и приверженность идеям социальной справедливости. С 1843 по 1866 год он служил главным раввином Люксембурга, затем переехал в Филадельфию, председательствовал на первой американской конференции раввинов в 1869 году и сыграл важную роль в дискуссиях, по итогам которых в 1885-м была разработана Питсбургская платформа [19].
Таким образом, доминирование именно неокантианства в реформистском иудаизме XX века вовсе не было предрешено. В значительной мере оно было обусловлено престижем Германа Коѓена и тем, что его важнейший тезис — рассмотрение иудаизма как «этического монотеизма» — был принят выдающимся деятелем немецкого реформистского иудаизма первой половины XX века Лео Беком. Перед тем как занять пост раввина (в Оппельне в 1897 году), Бек получил и раввинистическое, и историческое образование, а также изучал философию в университетах Бреслау и Берлина. Его монументальный труд «Сущность иудаизма» был впервые опубликован в 1905 году как ответ на труд Адольфа фон Гарнака «Сущность христианства», который впервые подвергся его критике еще в полемической статье 1901 года: Бек настаивал, что «классическая религия», подобная иудаизму, обладает «конкретным духом», который предписывает совершать нравственные поступки и дает свободу через исполнение заповедей, в противовес абстрактному духу «романтической» религии — христианства, где свобода дается через благодать. Будучи главой германского еврейства после 1933 года, когда новые и новые нацистские законы лишали евреев остатков гражданских прав, он приобрел огромный моральный авторитет, отказываясь от всех возможностей бежать, пока наконец в 1943 году его не депортировали в концлагерь Терезин. С 1945 года и до своей смерти в 1956 году он жил в Лондоне, периодически также приезжая работать в Цинциннати, и активнее, чем когда-либо, подчеркивал, что еврейский народ выполняет свою религиозную роль, соблюдая нравственные заповеди, регулирующие отношения между людьми [20].
В 1925 году Лео Бек присвоил раввинское звание морену («наш учитель») философу с совсем иным темпераментом и жизненным опытом — яркому богослову Францу Розенцвейгу, который с тридцати пяти лет и до смерти (1929) был прикован к постели параличом. Подобное признание было скорее актом дружбы и сострадания, чем знаком одобрения оригинальной экзистенциальной философии, изложенной Розенцвейгом в труде «Звезда избавления», опубликованном в 1921 году. Розенцвейг родился в Касселе в практически полностью ассимилированной состоятельной семье, сохранившей лишь слабую связь с иудаизмом; многие его друзья и родственники приняли христианство. Под влиянием одного из них, Ойгена Розенштока-Хюсси, ставшего протестантским богословом, Розенцвейг вечером 7 июля 1913 года и сам решил креститься, но при условии, что он станет «христианином-евреем». Той же осенью он попробовал испытать свою решимость, посетив в Судный день службу в ортодоксальной синагоге Берлина. Легенда о том, что под влиянием торжественной литургии Розенцвейг вышел из синагоги с твердой решимостью возвратиться к вере отцов, скорее всего, родилась позже, но — и это уже не легенда, а факт — вскоре после этого события он «вернулся» к иудаизму, будучи уверенным: все, что необходимо ему и другим таким же ассимилированным евреям, — это вновь обрести утраченное наследие. Основные идеи «Звезды избавления» Розенцвейг записывал на почтовых карточках, которые отправлял домой с фронта Первой мировой войны. Здесь появилась и идея о значении откровения как исторической и экзистенциальной реальности, сформировавшаяся в активной переписке, которую вели во время войны Розенцвейг и Розеншток. Во время войны Франц успел еще и побывать в Берлине для изучения еврейских источников, тяготясь своим невежеством в этой области. В Берлине он стал близким другом Германа Коѓена, а также встречался с Мартином Бубером, с которым впоследствии, в 1920-х годах, тесно сотрудничал [21].