Лиза сказала, что, несмотря на все ее сомнения, то, что ее терзало вначале, на каком-то этапе отступило. «Много лет назад я приехала в больницу Джонса Хопкинса на одну из процедур для Роуз. Мы ехали с ней на лифте. В него вошла другая мать со своим ребенком, который пускал слюни и, очевидно, страдал очень серьезной разновидностью синдрома Дауна. Я смотрела на мать с огромной жалостью и думала: „О, я-то со своим случаем могу справиться, но даже не представляю, что делать с твоим“. И точно так же она смотрела на меня».
Родители могут выстроить отношения с карликовостью как с личностью: ездить на конференции карликов, вовлекать их в жизнь своего ребенка, устанавливать выключатели там, где до них легко дотянуться человеку невысокого роста, и переоборудовать кухню так, чтобы маленькому человеку было удобно готовить на ней. Однако существует опасность, что ребенок, выросший в условиях, когда маленький рост становится стержнем, вокруг которого формируется личность, впоследствии может оказаться в ловушке контекста, который не выбирал. Даже если не случится этого, ему придется столкнуться с ограничениями, присущими такой личности. Вы можете общаться в первую очередь с людьми, которые разделяют ваши религиозные взгляды, этническую принадлежность, сексуальную ориентацию, политические убеждения, выбирают те же места для отдыха или имеют тот же социально-экономический статус, но в мире недостаточно карликов для того, чтобы жизнь в формате «только для карликов» была возможной.
Родители могут полностью предпочесть мейнстрим: они будут убеждать ребенка, что низкий рост не так уж отличается от высокого, поощрять его дружить с другими детьми независимо от их роста, говорить, что мир высоких людей – это и есть реальный мир и ему нужно будет просто привыкнуть. Но жить в условиях, когда вам постоянно говорят, что на самом деле вы не инвалид, может оказаться не так уж и легко. Барбара Шпигель рассказала, как она просила отца достать ей стакан из шкафчика. Ее мать тут же напоминала: «Ты вполне способна сделать это самостоятельно»
[335], – и настаивала на том, чтобы Барбара перетащила стремянку через всю комнату, а не чтобы кто-то вручил ей нужный стакан. «Иногда это было немного экстремально», – заметила Барбара. Идея, что ты – такой же, как все, только чуть ниже, приводит в равновесие, но социальный контекст не всегда поддерживает такую нормализацию, и отказ от жизни в мире «маленьких людей» может привести к значительной изоляции. Жизнь часто становится труднее в средней и старшей школе: мало какой подросток среднего роста будет встречаться с партнером ростом 3 фута 6 дюймов. «Большинство людей, которых я считала привлекательными и рассматривала как потенциальных бойфрендов, были исключительно высокими, – призналась Барбара. – Я действительно не представляла себя рядом с карликом. И я никогда не думала, что выйду замуж за одного – нет, двух! – маленьких людей».
То, что подходит одному карлику и его семье, может быть неприемлемо для другого карлика и его семьи, и большинство семей сочетают элементы различных подходов: они дают ребенку некоторый доступ к миру «маленьких людей», в то же время стараясь примирить своего ребенка с жизнью в мире без них и организуя лечение, отвечающее потребностям и желаниям их ребенка. Конкретный способ достижения баланса у разных семей разный. Исследования показывают, что низкорослые люди обычно превосходят своих родителей по показателям общего удовлетворения
[336], то есть воспитывать карлика, как представляется, эмоционально труднее, чем быть им. Другое исследование показало, что люди с ахондроплазией в четыре раза чаще, чем родственники, считали свое состояние «несерьезным», а не «серьезным» или «летальным»
[337]. Собственная идентичность, хотя она может быть полна проблем, обычно выглядит более приемлемой, чем еще чья-то. Конечно, различия в доходах и образовании – значимые факторы, и очевидно, что гораздо сложнее воспитывать невысокого ребенка, который при этом является умственно неполноценным или страдает серьезными проблемами со скелетом и здоровьем, чем иметь дело с кем-то, кто просто очень маленький. Интересно отметить, что те близкие родственники карликов, что считали карликовость обременительной для человека, страдающего ею, скорее всего, и сами находились очень низко на условной шкале счастья.
Мы все еще смотрим на людей сквозь призму бинарной оппозиции – инвалиды и люди без инвалидности: тем, кто официально признан инвалидом, мы предоставляем социальную помощь, юридическую защиту и специальные парковочные места. Однако трудно определить, где начинается именно инвалидность. Мужчина ростом 5 футов 6 дюймов предпочел бы, чтобы его рост достигал 6 футов, но он не инвалид. Мужчина ростом 4 фута сталкивается с большим количеством трудностей. Многие карлики страдают от серьезных физических проблем, но даже если отбросить медицинские проблемы, быть карликом тяжело. Закон об американцах с ограниченными возможностями классифицирует карликов как «ортопедически неполноценных» (orthopedically concerned), но АМЛ долгое время выступала против классификации карликовости как инвалидности
[338], хотя теперь их позиция изменилась. Ни один закон не требует, чтобы супермаркеты создавали условия для того, чтобы карликам было удобно доставать товары с высоких полок. Законодательство не всегда требует, чтобы бензоколонки или банкоматы устанавливались на высоте, которая делает их доступными для людей низкого роста. Федеральное правительство не будет оплачивать адаптивное оборудование для людей, которые хотят водить машину, но из-за низкого роста являются инвалидами. Пол Стивен Миллер, карлик, страдающий ахондроплазией, занимавший в администрации Клинтона должность комиссара Комиссии по равным возможностям при трудоустройстве, заявил: «Было бы справедливо сказать, что на самом деле АМЛ как организация не является активным участником более широкого движения инвалидов в США на национальном уровне. Но я думаю, что это то направление, в котором мы движемся»
[339]. Это заявление отражает стремление АМЛ к постоянному расширению определения инвалидности и спектра услуг, связанных со статусом инвалида. Это направление в АМЛ сегодня возглавляют председатели по адвокации Джо Страмондо и Гэри Арнольд, представляющие следующее за Миллером поколение.