Ее забили насмерть. Почти мгновенно. Надзиратели не колебались.
А потом ее тащили за ногу к оврагу, а я не могла двинуться, не верила в то, что происходило, стояла в строю и как идиотка моргала. В груди расползался огонь, застилал глаза, рвался рыданиями. В голове не осталось ни одной внятной мысли. Вокруг меня стояли такие же безмозглые болваны — оружие, которому говорили, куда стрелять и в кого, больше от него ничего не требовалось.
«Что я такое? Чем я стала?»
В жизни магнера может наступить момент, когда все силы будут брошены на решение одной единственной задачи. Тогда он способен на чудо или может стать чудовищем, но для достижения этого порой приходится пожертвовать многим, вплоть до собственной жизни. Мне было четырнадцать, я не знала, чего хочу больше — спалить все дотла вместе с собой или оживить единственную подругу.
Огонь в моих руках вспыхнул очень ярко, в этот миг я могла соперничать в силе с взрослыми боевиками. И я без жалости швырялась им, пока меня не скрутили. Никого не убила, с меткостью у меня и правда были проблемы, только ранила, обожгла. Впрочем, надзирателям мое поведение неожиданно пришлось по вкусу: еще бы, такой сильный боевик. Но мой огненный талант после вспышки истончился, перестал быть стабильным, и на первый план вышел слабый дар менталиста — никому не нужный дар.
— Сумеешь привязать — выживешь, — пару дней спустя мне швырнули в руки крошечного полумертвого котенка. Он был несуразный, больной и очень истощенный. У него были трогательные розовые подушечки на лапках. Я прижалась к его шерстке лицом и впервые за долгие дни после смерти подруги разрыдалась. Мне хотелось жить, но не так, как раньше.
— Я буду звать тебя манеер Лапка, — прошептала я котенку. — Ты не просто какой-то там подзаборный котик, ты — сильный и гордый манеер. С тобой мне нечего бояться. А меня зовут Никке…
— Даннике, харс меня подери, кого я вижу?..
Чужой голос вырвал меня из воспоминаний. Я сначала даже обрадовалась, что кто-то нашел меня, а потом внутри все застыло льдом. Он назвал меня «Даннике». Этот голос, мужской голос, смутно знакомый! Он назвал меня тем именем, которое я выбросила, спрятала далеко внутри, почти забыла. Мой испуг настолько сильный, что я нашла силы дернуться и попытаться отползти.
— Моя дорогая Даннике! Как же я рад тебя видеть!
Чужая рука потянула меня за волосы, поднимая лицо к свету. Вердомме! В прошлый раз меня сбил с толку шрам на его лице. Но теперь я в полной мере поняла, кто передо мной. Так же как и то, что он не отпустит.
— Добро пожаловать домой, — ухмыльнулся он и ударил меня кулаком в висок.
Глава тридцать пятая
Сознание возвращалось вспышками. Что произошло? Или мне приснился очередной кошмар? Я была на крыше, потом взрыв, а дальше, что было дальше?
— Милая моя, просыпайся… Женушка моя, ненаглядная…
Я поморщилась, голос едва ли был похож на голос моего мужа. И Гейс никогда не называл меня женушкой, и никогда в его словах не было столько издевки. Это не Гейс. Но кто? Почему голос мне так знаком? Вспоминать не хочется, но, кажется, это придется сделать, потому что очень сильно болит голова.
— А ты ничего так, фигуристая стала, — смысл его слов мне очень не понравился. — Станешь моей женушкой?
Чужая рука легла мне на плечо. И это был край. Я дернулась, распахнула глаза и подавилась воздухом от ошеломления. Память о том, что произошло, вернулась в тот же миг.
— Захар, не трогай меня, — прошипела я. Мужчина в ответ рассмеялся. Руку не убрал, сильнее сжал пальцы на плече, оставив ярко красные пятна, которые, скорее всего, станут желтыми синяками.
— Утро, дорогая Даннике, — хмыкнул мой ночной кошмар. Точнее, именно его я и спутала с другим, умершим человеком. Во всем виноват шрам на лице. Бывает же так: у двух неприятных, это еще мягко сказано, мужчин такие сходные метки. Сама судьба указывала, что с ними лучше не связываться.
— Ты выжил, — скривилась я.
— Не твоими стараниями, — его улыбка померкла, но только на мгновение. — А ты, смотрю, все такая же наглая и холодная как змея. Не беспокоит, что в моих силах пустить тебе кровь?
— Хотел бы, давно пустил, — я старалась говорить ровно и безразлично. Так, будто не было никогда Николетте Ванделир, была всегда только Даннике — магнера, наорка, слуга. Эта Даннике не стала бы волноваться, что будет с неким министром церемоний, когда его жена не вернется домой. Эта Даннике не помнила, как себя ведут приличные мефрау, она меньше ценила жизнь, чужую так точно, и была готова вцепиться в горло любому. И сейчас мне была нужна именно она. Вытаскивать ее, как старое платье, разглаживать и срочно надевать поверх Николетте.
— Совесть тебя, как я вижу, не мучает, что бросила меня в том лесу умирать, — кивнул Захар. Мне даже не нужно было вспоминать, о чем он говорил, перед глазами в тот же миг возникла картина: снежный ночной лес, черные пятна копоти на деревьях, покореженные зелфоры и звенящая тишина.
Все произошло очень быстро, хотя ждать в засаде пришлось немало времени. Лапка жался на моих плечах, прятался в капюшоне куртки. Я сидела поодаль, потому что Биште сразу дал понять, что я — обуза, расходный материал, ценность моя, по сравнению с нормальным боевиком, почти нулевая. Я не возражала, отучилась это делать. Да и зачем тратить время и силы на какие-то возражения, когда лучше думать о том, как найти для себя выгоду и причину прожить еще один день.
Война подходила к концу — это чувствовали все, хотя известно мне на самом деле было не так и много. Я не участвовала в военных действиях, мой предел — довести караван с припасами от одной точки к другой. Но была уверена, что тем, кто бился на передовой, было известно еще меньше. Они не успевали узнать.
За эти годы, что я провела в лагере, было только несколько изменений. Фрейзельцы, несмотря на действия наорской армии, и не думали отступать. А магнеры из лагеря стали рассказывать, очень скудно, но мне удалось подслушать, о вылазках на территорию соседей. Они убивали указанных свыше людей. Или старались убить. Не всегда операция была успешной. Иногда убийца должен был и вовсе подорвать себя.
Самоубийство ради чего? Ради страны, которая видит в тебе только расходный материал? Ради победы, от которой тебе все равно ничего не достанется? Даже обычные люди относились ко мне, как к мебели, к удобному устройству. И со временем это никак не изменится. Но куда мне бежать, если в первом же населенном пункте меня найдет такой же магнер-менталист, как и я?
Подслушанное еще раз убедило меня не высовываться, не поднимать головы. Потерять еще Лапку не хотелось. Может, не нужно было привязываться к котенку, но это произошло само собой. Рыжий комок шерсти закрыл собой огромную дыру в моей жизни.
Напряжение нарастало. Все чаще не возвращались отряды магнеров, лагерь постепенно пустел. Пошли слухи о наступлении фрейзельцев. Я прислушивалась к эмоциям вокруг, тихо пробиралась по коридорам, чтобы узнать чуть больше. Хотелось жить, несмотря ни на что. Хотелось сберечь и Лапку. Второй раз потерять то, что дорого, я не могла себе позволить. Я казалась себе диким зверем, замершим наизготовку. И приказ прозвучал.