Шестая неделя называлась Травой. На Траве нас учили разборке-сборке оружия. У меня это отлично получалось. Когда сержант Аппингтон приказывал нам произвести разборку-сборку на скорость, я всегда побеждал. Вторым обычно приходил Руди Белл, которого мы прозвали Тако. За все время он ни разу меня не опередил, хотя пару раз был близок. А дольше всех с винтовкой обычно вошкался Джордж Диннерстайн. Потом его заставляли упасть-отжаться двадцать пять раз, и сержант «Апарыш» Аппингтон ногой прижимал его зад к земле. Причем стрелял Джордж неплохо. Не так хорошо, как я, но с трехсот ярдов три его пули из четырех попадали по центру картонной мишени. Мой результат? Четыре из четырех с семисот ярдов. Почти без исключений.
Только на Траве мы еще не стреляли. На Траве мы просто учились разбирать и собирать оружие, твердя себе под нос Клятву стрелка: «Это моя винтовка. Винтовок на свете много, но эта – моя. Моя винтовка – мой лучший друг. Моя жизнь». И так далее. Лучше всего мне запомнились вот эти слова: «Без меня моя винтовка бесполезна. Без винтовки бесполезен я».
А еще на шестой неделе мы сидели задницей в траве. Иногда по шесть часов кряду.
Тут Билли останавливается, едва заметно улыбается и вспоминает Пита «Хоя» Кэшмена. Однажды тот уснул в высокой южнокаролинской траве, и Апарыш присел с ним рядом на корточки да как заорет: Заскучал, морпех?!
Хой так резко подскочил, что чуть не перекувыркнулся. Даже проснуться не успел, а уже чеканит: Никак нет, сэр! Он был приятелем Джорджа Диннерстайна и заслужил прозвище Хой, потому что имел привычку хвататься за пах и вопить: Поточи мой хой! Впрочем, Апарышу он поточить не предлагал.
Воспоминания роятся в голове. Билли подозревал (а точнее, знал), что так будет, но о Траве писать вообще-то не собирался. И о Хое тоже, хотя позднее, возможно, напишет. Сегодня надо написать о неделе номер 7 и о том, что случилось после.
Билли склоняется над клавиатурой. Часы летят незримо и неощутимо. В этой комнате творится магия. Он дышит ею. Вдох. Выдох.
4
После недели Травы наступает неделя Огня. Мы использовали «M-40A» – армейскую версию винтовки «Ремингтон-700». Магазин на пять патронов, сошки, НАТОвские патроны с бутылочными гильзами. «Вы должны видеть цель, но цель не должна видеть вас, – снова и снова твердил Ап. – Не верьте киношникам: снайперы никогда не работают в одиночку».
Хотя это была учебка, а не снайперская школа, Аппингтон поделил нас на группы по двое – стрелок и наводчик. Я оказался в одной группе с Тако, а Джордж – с Хоем. В итоге мы вместе, все четверо, попали в Эль-Фаллуджу, участвовали в обеих операциях: «Бдительная решимость» в апреле 2004-го и «Ярость призрака» в ноябре. Вобщем мы с Тако
Билли останавливается, мотает головой, напоминает себе, что «тупое я» осталось в прошлом. Стирает начало последнего предложения и исправляет ошибку.
В общем, всю Огневую мы с Тако менялись ролями: то я вел огонь, а он занимался наведением, то наоборот. Джордж с Хоем хотели последовать нашему примеру, но Ап им запретил.
– Диннер, за тобой стрельба без промахов. Кэш, ты только наводишь.
– Сэр, я тоже хотел бы пострелять, сэр! – прокричал Хой. При обращении к Апарышу новобранцы всегда должны были кричать. Такое у морпехов правило.
– А я хочу оторвать твои сиськи и засунуть их тебе в зад, и что? – отрезал Ап.
С тех пор в их группе Джордж всегда был стрелком, а Хой – наводчиком. И в снайперской школе, и в Ираке.
В конце Огневой недели сержант Аппингтон вызвал нас с Тако в штаб размером с кладовку и сказал:
– Вы двое – жалкие недоноски, но стрелять умеете. Может, и серфингу научитесь.
Вот как мы с Тако узнали, что нас переводят в Кэмп-Пендлтон. Там мы окончили курс молодого бойца, который сводился к огневой подготовке, потому что из нас делали снайперов. Мы полетели в Калифорнию самолетом «Юнайтед эйрлайнс». Я летел впервые в жизни.
Билли останавливается. Хочет ли он писать про Пендлтон? Нет, не хочет. Серфингу их не учили (по крайней мере его какой серфинг, если он даже плавать не умел?). Билли достал себе футболку с надписью «ЧАРЛИ НЕ СЕРФЯТ»
[28] и заносил ее до дыр. Он был в этой футболке в тот день, когда подобрал детскую пинетку и повесил ее на правое бедро, привязав к ремню.
Хочет ли он писать про операцию «Иракская свобода»? Не-а. К тому времени, когда он добрался до Багдада, война уже кончилась. Президент Буш заявил об этом с палубы авианосца «Авраам Линкольн». Миссия выполнена, так он сказал. С тех пор Билли и остальные банкоголовые его полка стали «миротворцами». В Багдаде он чувствовал, что им рады. Что их любят. Женщины и дети бросали цветы. Мужчины кричали «нахн нихубу американ». Мы любим Америку.
Недолго они нас любили, думает Билли. Так что к черту Багдад, переходим к делу.
Осенью 2003-го мы стояли в Эр-Рамади, по-прежнему творили мир и пытались сдержать натиск бури, хотя к тому времени по нам уже стреляли, а муллы начали добавлять слова «смерть Америке» к проповедям, что летели из колонок на минаретах и стенах некоторых городских магазинчиков. Я служил в 3-м батальоне под названием «Темная лошадка». Рота «Эхо». В ту пору нас часто возили на учебные стрельбы. Джорджа и Хоя откомандировали куда-то еще, но мы с Тако по-прежнему были вместе.
Как-то раз на нас приехал посмотреть один подполковник, я его тогда видел впервые. У меня в руках была «M-40», и я вел огонь с восьмисот ярдов по пирамиде из пустых пивных банок, выбивая по одной банке сверху вниз. Выбивать их нужно бережно, снизу, как бы опрокидывая, иначе вся конструкция рухнет.
Этот подполковник – по фамилии Джемисон – велел нам с Тако проехать с ним. Мы сели в небронированный джип и поднялись на холм, с которого открывался вид на мечеть аль-Давла. Красивая была мечеть. А вот слова, звучавшие из колонок, нравились нам куда меньше: надоевшая до оскомины мура про то, как американцы позволят евреям колонизировать Ирак, ислам запретят, в правительстве будут сидеть одни евреи, а Америке достанется вся нефть. Мы не знали языка, но слова «смерть Америке» всегда произносились по-английски. А еще мы видели на улице переведенные листовки, написанные, судя по всему, ведущими представителями духовенства. Активисты зарождающихся повстанческих движений целыми кипами раздавали их прохожим. «Готов ли ты погибнуть за свою страну? – гласили заголовки. – Готов ли ты к славной смерти во имя Ислама?»
– Дистанцию определить можете? – спросил Джемисон, показывая пальцем на купол мечети.
Тако сказал, что это тысяча ярдов. Я сказал девятьсот, а потом осторожно и как можно вежливей добавил, что вообще-то нам запрещено открывать огонь по религиозным учреждениям. Если, конечно, подполковник задумал именно это.