О дружбе. Эволюция, биология и суперсила главных в жизни связей - читать онлайн книгу. Автор: Лидия Денворт cтр.№ 33

– А как же мои друзья! – закричал он.

Мы попытались его успокоить.

– Ты же вернешься… там с тобой будем мы… у тебя появятся новые друзья.

Мэттью страдальчески посмотрел на нас и сказал:

– Но ведь мне придется их тоже покинуть.

Так продолжалось несколько недель.

Мэттью всегда был очень общительным. Казалось, он с младых ногтей понял важность поддержки, которую ощущал со стороны других людей. Еще будучи грудным младенцем, он махал ручкой и улыбался незнакомцам из коляски во время прогулок. Учительница, когда он учился во втором классе, говорила нам, что никогда в жизни не встречала такого забавного ребенка. Одна мамаша восхищалась его «поразительными социальными навыками».

Общительность обычно придает ему уверенности в себе. Мэттью волновала не перспектива обзаведения новыми друзьями. Его расстраивала разлука с теми друзьями, которые у него уже были. Для Мэттью друзья представляли собой весь его мир.

Это было вполне нормально для его возраста. Способность завести и поддерживать дружеские отношения хотя бы с одним человеком уже в течение полувека считается жизненно важной для здорового состояния ребенка, для его благополучия. Изменилось только то, что теперь мы понимаем на биологическом и даже эволюционном уровне, почему так и должно быть. Мы начинаем осознавать, что интенсивность чувств, порождаемых дружбой – или одиночеством – в детстве и юношестве, заложена в нас от природы.

Я уже упоминала, что примечательным свойством нашего детства является его необычная продолжительность, если сравнить человека с другими биологическими видами. Мы не можем вечно оставаться детьми и жить в Нетландии Питера Пэна, но период между отлучением от груди и пубертатом у нас очень долог. Сложность человеческого мозга требует времени для его полного развития. Бóльшую часть этого периода мы проводим, оттачивая новые, более совершенные навыки социального общения.

Все начинается с периода между пятью и семью годами, когда когнитивные способности ребенка становятся более изощренными и сложными. В теории, созданной швейцарским психологом Жаном Пиаже, этот период увязывается с фазой, когда дети переходят от конкретного взгляда на мир к способности мыслить логически (сам Пиаже назвал это «операциональным мышлением»). Например, пятилетний ребенок может не понимать, что его мама одновременно является сестрой его тети, а семилетний ребенок прекрасно это понимает. Другие мыслители, такие как Зигмунд Фрейд и Лев Выготский, также усматривали когнитивный поворотный пункт примерно в этом возрасте. Одним из важнейших его признаков является усовершенствование языковых способностей, что дает ребенку массу новых социальных возможностей.

Даже за рамками психологии во многих культурах издавна считали, что дитя вступает в «возраст разума» примерно по достижении семи лет ^[165]. Неслучайно именно с этого возраста начинается формальное школьное обучение, а в обществах охотников-собирателей дети наделяются ответственностью. По мере того как ребенок выходит за пределы семьи и отдаляется от тех, кто осуществлял первичную заботу о нем, расширяется сеть его отношений. Он знакомится с другими детьми; продолжительность времени, проводимого со сверстниками, утраивается. Группы ровесников расширяются, становятся более многочисленными. Взрослые все меньше вмешиваются во взаимоотношения детей. Дети начинают уделять больше внимания и придавать больше значения тому, как к ним относятся их друзья. Все это – часть необходимого процесса развития ребенка. На его ранней стадии первичными действующими лицами социализации являются родители, но затем их роль становится ограниченной. Отношения с родителями излишне вертикальные и неравные, что не позволяет детям обучиться всему, что необходимо для полноценной социализации. Родные братья и сестры помогают социализации, но отношения с ними окрашены определенным соперничеством. Когда дети приходят в школу, они сталкиваются с горизонтальными отношениями ^[166]. В этом окружении детям приходится учиться сотрудничеству, взаимности и лояльности, а кроме того, они начинают понимать, что значит быть достойным доверия. Учатся они этому в дружеских отношениях, в дружбе.

Однажды трехлетняя девочка описала мне двух своих друзей из детского сада. Одного она назвала своим «лучшим другом», а второго – «худшим другом». Немного расспросив ее, я поняла, что ей совсем не нравился мальчик, которого она назвала «худшим другом». Вероятно, она просто не знала, как еще можно его назвать. Тем не менее дошкольники понимают, что хорошего в дружбе. Когда их просят определить, кто такой друг, они сразу же выдают три наблюдения: «Друг играет со мной», «Друг делится со мной», «Друг не бьет меня» ^[167]. Я говорю сейчас устами младенцев. Совместная игра, способность делиться и отсутствие драчливости – эти критерии отражают весьма конкретное мышление маленьких детей. Все перечисленные действия – распознаваемые, доступные чувственному наблюдению – можно назвать просоциальным поведением, поскольку они произвольны и направлены на доставление блага другим.

Со временем надежды, возлагаемые детьми на друзей, становятся менее физическими и более относительными и абстрактными, но фундаментально, если копнуть глубже, основа дружбы остается прежней ^[168]. В подростковом и юношеском возрасте игра превращается в совместное времяпрепровождение, способность делиться – в способность помогать. Лояльность и интимность делаются главным требованием, особенно в отношениях лучших друзей. Друзья становятся важным источником оценки и помощи, и сами дети тоже учатся оказывать поддержку, то есть у них появляются качества, которые они не склонны проявлять в отношении родителей.

Даже в самые ранние годы темперамент помогает определить, как мы общаемся. Специалист по психологии развития Джером Каган обнаружил, что 10–20 % детей вступают в жизнь «скованными» («подавленными», «зажатыми»). Они испытывают явный дискомфорт при столкновении с чем-то новым, сучат ножками и сразу начинают плакать. Становясь старше, эти дети делаются более застенчивыми, проявляют склонность к интроверсии, хотя некоторые, так сказать, перерастают свою социальную тревожность. (Каган всегда подчеркивал, что представители этой когорты, которые были «избыточно реактивными» в младенчестве, могут в дальнейшем стать не слишком общительными, но часто они более внимательны к друзьям, из них получаются добросовестные ученые, вдумчивые писатели и так далее.) На другом конце спектра около 30–40 % детей, вступающих в жизнь «незажатыми». Они общительны и коммуникабельны с самого начала, смелы, живо интересуются новыми людьми и вещами. Эти дети вырастают, становясь общительными подростками и взрослыми ^[169]. Если вы не сочтете за труд проделать несложные вычисления, то убедитесь, что приблизительно половина из нас находятся на этой шкале где-то посередине. Детей можно оценивать (как и взрослых) по пяти личностным факторам – открытости опыту, честности, экстраверсии, склонности к согласию и склонности к невротическим состояниям. Однако выраженность соответствующих черт нарастает до тридцати лет, а затем они наконец стабилизируются, застывают.