Горничная - читать онлайн книгу. Автор: Нита Проуз cтр.№ 31

– Мне жаль, что так получилось с твоей матерью, – говорит Жизель. – И с бабушкой.

– У вас нет никаких причин об этом сожалеть. Вы же в этом не виноваты.

– Я знаю, что не виновата, просто так принято говорить. Как ты сказала мне тогда внизу. Ты сказала, что тебе жаль, что так получилось с Чарльзом. Ты выразила мне свои соболезнования.

– Но мистер Блэк умер вчера, а моя мать – много лет назад.

– Это не важно, – говорит Жизель. – Все равно так принято.

– Спасибо вам. За разъяснения.

– Не за что. Обращайся.

Я в самом деле искренне ей благодарна за участие. Теперь, когда не стало бабушки, я бо́льшую часть времени чувствую себя как слепой на минном поле. Я постоянно спотыкаюсь о неписаные правила социального взаимодействия. Но в обществе Жизели я чувствую себя так, как будто на мне доспехи и меня сопровождает вооруженная охрана. Одна из причин, по которым мне нравится работать в «Ридженси гранд», – это то, что у нас существует четкий свод правил поведения для персонала. Я могу следовать инструкциям мистера Сноу относительно того, как действовать и что, как, когда и кому говорить в какой ситуации. Мне гораздо легче, когда есть такой ориентир.

Я несу поднос в гостиную. Он дребезжит у меня в руках. Жизель садится на самое худшее место на диване, там, где пружины немного прогибаются, хотя бабушка и прикрыла их вязаным пледом. Я опускаюсь рядом с ней.

Я разливаю чай по чашкам и привычно беру свою, с золотым ободком и узором из маргариток, но потом осознаю свой промах.

– Прошу прощения. Какая из чашек вам больше нравится? Я привыкла пить из той, что с маргаритками. Бабушка всегда брала с домиками. Я в некоторой степени человек привычки.

– Кто бы мог подумать, – говорит Жизель и берет бабушкину чашку.

Она кладет в чай две ложки сахара с горкой и наливает молока, потом мешает. Ей явно никогда не приходилось заниматься никакой домашней работой. Руки у нее нежные и безупречно ухоженные, а длинные холеные ногти покрыты кроваво-красным лаком.

Жизель делает глоток из своей чашки.

– Послушай, я знаю, ты наверняка задаешься вопросом, что я здесь делаю.

– Я беспокоилась за вас и рада, что вы здесь, – говорю я.

– Молли, вчера был худший день в моей жизни. Полицейские всю душу из меня вытряхнули. Они отвезли меня в участок и допрашивали, как будто я преступница какая-нибудь.

– Я боялась, что так и будет. Вы этого не заслуживаете.

– Я знаю. А вот они – нет. Они спрашивали, не попыталась ли я как потенциальная наследница состояния Чарльза ускорить естественный ход событий. Я сказала им, чтобы связались с моими адвокатами, хотя никаких адвокатов у меня нет. Всем этим всегда занимался Чарльз. Господи, это было просто ужасно, все эти обвинения. А потом, как только я вернулась в отель, мне позвонила дочь Чарльза, Виктория.

Я чувствую, как меня пробирает дрожь, когда я беру свою чашку и делаю глоток.

– А, ну да, владелица сорока девяти процентов акций.

– Сорок девять процентов у нее было раньше. Теперь у нее будет больше половины всего, как всегда хотела ее мать. «Женщины и бизнес – вещи несовместимые», как всегда говорит… говорил Чарльз. По его словам, женщинам грязная работа не по плечу.

– Какой бред, – говорю я и тут же спохватываюсь. – Прошу прощения. Нехорошо говорить так о мертвых.

– Ничего страшного. Он этого заслуживает. И вообще, его доченька наговорила мне по телефону уйму куда более ужасных вещей. Знаешь, как она меня назвала? Бездельницей в «Прада», присосавшейся к ее отцу, ошибкой, вызванной кризисом среднего возраста, и это я еще молчу про убийцу. Она так разошлась, что ее мать, миссис Блэк – первая миссис Блэк – забрала у нее телефон. И говорит совершенно спокойным тоном: «Я прошу прощения за поведение моей дочери. Мы все реагируем на горе по-разному». Представляешь? И все это, пока ее ненормальная доченька вопила на заднем плане, чтобы я была поосторожней, а то как бы со мной чего не случилось.

– Вы можете не бояться Виктории, – говорю я.

– Ох, Молли, какая же ты доверчивая. Ты понятия не имеешь, как жесток реальный мир. Все хотят увидеть, как я иду ко дну. И не важно, что я невиновна. Они меня ненавидят. И за что только? Полицейские, они намекали, что я была жестокой по отношению к Чарльзу. С ума можно сойти!

Я внимательно смотрю на Жизель. Мне вспоминается тот день, когда она рассказала мне про любовниц мистера Блэка и про то, что она была так зла на него, что ей хотелось его убить. Но мысль и действие – не одно и то же. Совершенно не одно и то же. Уж кто-кто, а я это знаю.

– Полицейские считают, что я убила своего мужа, – говорит она.

– Я знаю, что вы этого не делали.

– Спасибо тебе, Молли, – говорит она.

Руки у нее трясутся так же сильно, как мои. Она ставит чашку на стол.

– Понятия не имею, как такая порядочная женщина, как бывшая жена Чарльза, умудрилась вырастить такую стервозную дочь.

– Возможно, Виктория пошла в отца, – говорю я.

Мне вспоминаются синяки Жизели и их происхождение. Мои пальцы стискивают изящную ручку чашки. Если я сожму их еще хотя бы немного сильнее, она разлетится на миллион осколков. «Дыши, Молли. Дыши».

– Мистер Блэк вел себя по отношению к вам очень скверно, – говорю я. – По моему мнению, он был очень гнилой человек.

Жизель опускает глаза и принимается разглядывать собственные коленки. Потом разглаживает подол своей атласной юбки. Она безупречна, как с картинки. Такое впечатление, что кинозвезда золотой эры Голливуда только что сошла с экрана бабушкиного телевизора и магическим образом уселась рядом со мной на диване. Это кажется куда более вероятным, нежели то, что Жизель существует в реальности – светская львица, подружившаяся со скромной горничной.

– Чарльз не всегда обращался со мной хорошо, но он любил меня – по-своему. И я тоже любила его – по-своему.

Ее большие зеленые глаза наполняются слезами.

Я думаю про Уилбура и про то, как он украл у нас «Фаберже». Все те теплые чувства, которые я испытывала к нему, в один миг сменились горечью. Я бы сварила его в чане щелока, если бы могла сделать это без последствий. А вот Жизель, у которой есть все причины ненавидеть Чарльза, держится за свою любовь к нему. Любопытно, насколько по-разному люди реагируют на одинаковые вещи.

Я делаю глоток чая.

– Ваш муж был мошенником. И он бил вас, – говорю я.

– Ого. Ты уверена, что не хочешь сказать все как есть?

– Я только что это сделала, – говорю я.

Жизель кивает.

– Когда я встретила Чарльза, я решила, что вытянула счастливый билет. Я думала, что наконец-то нашла мужчину, который будет заботиться обо мне, у которого есть всё и который обожает меня. Он заставил меня почувствовать себя особенной, как будто я была единственной женщиной на всем свете. Какое-то время все было хорошо. А потом перестало. А вчера мы с ним вдрызг разругались прямо перед тем, как ты пришла убирать номер. Я сказала ему, что устала от такой жизни, от вечных переездов из одного города в другой, из одного отеля в другой, ради его «дел». Я сказала: «Почему мы не можем поселиться где-нибудь в одном месте, например на нашей вилле на Кайманах, и просто жить и наслаждаться жизнью, как все нормальные люди?» Об этом никто не знает, но перед свадьбой он заставил меня подписать брачный контракт, так что ничто из его собственности или активов не принадлежит мне. Это было больно, узнать, что он мне не доверяет, но я как идиотка все подписала. С того момента все переменилось. В ту же секунду, как мы поженились, я перестала быть особенной. А он был волен давать мне то, что хотел, и забирать это у меня, когда ему заблагорассудится. Именно этим он и занимался все два года нашего брака. Если он был доволен тем, как я себя вела, он осыпал меня подарками – бриллиантами и дизайнерскими туфлями, экзотическими поездками, но он был патологическим ревнивцем. Стоило мне просто рассмеяться над шуткой любого другого мужчины на какой-нибудь вечеринке, как за этим следовало наказание. И не просто перекрытие денежного крана. – Она машинально потирает ключицу. – Я должна была догадаться заранее. Не то чтобы меня не предупреждали.