Веномансер перепуганно вгляделся в фальшивые строки, запоминая наизусть, а затем вылил горячий сургуч цвета бронзы на пергамент и поставил оттиск. Спустя пару минут лаборатория уже проветривалась от тягучего аромата плавленого сургуча, а футляр лежал в кабинете. К счастью, все окна в комнатах Юлиана и Мариэльд были закрыты. На морщинистом челе вампира бродили подозрения, и он смотрел на окружавшие его стены уже иначе — они теперь казались не столь гостеприимными.
Когда все улики были убраны, Вицеллий вернулся в свою комнату, где пролежал до утра с распахнутыми глазами, не в силах уснуть. В конце концов, он пришел к мысли, что нужно бросать все и бежать. Он не мог это сделать ночью — Мариэльд беспокоилась о собственной безопасности, поэтому после заката в особняк не могла проскользнуть даже мышь, как, впрочем, и из него. Нужно дождаться рассвета, а там под видом якобы срочных дел в Луциосе покинуть семейство Лилле Адан как можно скорее.
Поутру в особняке царило оживление. Слуги подготовили коня, и Юлиан, осушив заключенного в пристройке, отправился в Луциос. Скоро близился день Валгоса, Валгосий — огромная ярмарка в честь божества торговли. И граф решил наведаться сначала в портовый город, потом к озеру Иво, чтобы сообщить нагам о смерти Спящего, а уже после этого, по другой тропе, через Иво’Элъю, посетить Лорнейские врата. Эти два города, Лорнейские врата и Луциос, были центрами торговли, и во время весенней ярмарки Валгоса туда съезжались со всего Ноэля. После ознакомления со списками гостей и купцов, Юлиан собирался вернуться в особняк и уже с матушкой отправиться в Луциос.
Вицеллий тревожно смотрел в окно, как молодой граф, ловко вскочив в седло, на гарцующем Тарантоне покинул особняк. С утра веномансер хотел поговорить с Юлианом, но тот собрался в такой спешке, что старик не успел накинуть и халат, а граф уже стоял внизу. Похоже, что впопыхах никто не сообщил Юлиану о письме. В отдалении смолк перестук копыт.
Веномансер переоделся. Надел темно-серое платье с золотыми пуговицами и любимую алую пелерину, бессменно сопровождавшую его повсюду. За это он и получил прозвище «Алый Змей». Затем замер, вперился в сундучок с опасными ядами. После раздумий Вицеллий достал пару пузырьков, а твердую суму перевесил через плечо.
Гордо осмотрев себя в зеркале, старик прогулочным шагом направился вниз. Но, заметив, что дверь кабинета приоткрыта, решил заглянуть туда. В кабинете, в светлом ореховом кресле, сидела Мариэльд и внимательно читала письмо.
При виде веномансера она едва склонила голову в приветствии. Хоть это и было сделано с улыбкой, но Вицеллий прочел в этом жесте пренебрежительность. Хозяйка Ноэля, будучи женщиной властной и себялюбивой, со всеми общалась свысока. Лишь, как заметил Вицеллий, Юлиан был исключением из правил. С сыном Мариэльд вела себя ласково, смотрела влюбленно, как глядят на сыновей царицы, видя в них себя, продолжение своего великолепия и наследие.
О Хозяйке Цветочных земель, грозном реликте, Вицеллий был наслышан сполна. И когда Пацель посоветовал бежать в Ноэль, старик воспринял приглашение сухо и без особого желания. Но что ему было делать? Вицеллия преследовала одна очень опасная персона. Даже не попадись ей, опального веномансера в центральных землях Юга ждала только виселица. Пришлось отозваться на сомнительное приглашение помочь некоему графскому сынку освоить веномансию. Вицеллий Гор’Ахаг имел много дел с отпрысками из богатых семей, а потому ехал в Ноэль с мыслью, что ради своего благополучия можно и потерпеть очередного выродка.
Но Юлиан его удивил. В этом молодом Старейшине, который тридцать лет назад являл из себя святую наивность, не было ни спеси, ни презрения ко всем, кто ниже его. Светлый ум сиял на его челе, как сверкали и глаза, которые жаждали знаний. Поначалу Вицеллий не понимал причины столь разительного отличия Мариэльд и Юлиана друг от друга, но, когда узнал, что Старейшины бесплодны, а Юлиан произошел из семьи рыбака, все стало на свои места. Молодой граф был славным малым, пусть и немного простодушным. В его голове не зрели мстительные мысли, в сердце не таилась обида, за исключением лишь той смертельной раны, нанесенной Белым Вороном. Да, при упоминании Филиппа глаза Юлиана всегда вспыхивали злым огнем. С годами граф научился скрываться свою боль, но опытный глаз Вицеллия всегда различал ее: и в плотно сжатых губах, и в ходящих под челюстью желваках, и в ледяном взгляде, нарочито бездушном.
Вицеллия забавляло, как Юлиан относился к еде — он старался пить лишь смертников, виновных в злодениях. Не всегда выходило, но подобная человечность вызывали на губах старика ухмылку. Именно поэтому Вицеллий откинул возможность участия Юлиана в этом подставном письме.
— Да осветит солнце Ваш путь, — сказал Вицеллий, натянуто улыбаясь. — Я прошу прощения, но… — веномансер выждал паузу, якобы разглядывая то, что он уже увидел ночью. — Это у Вас разве не футляр для посланий из Элегиара?
— Все верно, — холодно ответила Мариэльд, а затем с прямой спиной элегантно поднялась из кресла. — Вицеллий, я хочу прогуляться вдоль берега. Составь мне компанию.
— Конечно, Ваше Сиятельство.
Внутри Вицеллия все напряглось и сжалось до состояния комка. Графиня ушла от темы с письмом. Зачем?
— Так что написали, госпожа. Что-то важное?
Вицеллий стоял на месте и выжидал. Последующий ответ должен был решить все.
— Нет, обыкновенная переписка. В любом случае, дела Элейгии тебя уже не касаются.
Уверенным движением, пока Старейшина укладывала письмо назад, обвивая лентой, рука вампира незаметно скользнула под алую пелерину, якобы почесав чахлую грудь. Будучи аристократом и рожденным в знатной семье в Аль’Маринне, Вицеллий, по его мнению, имел право подавать руку графине, что он и сделал. Но та, выйдя из-за стола, замерла и задумчиво посмотрела на изъеденную кислотами кисть. В конце концов, правила приличия возобладали над женщиной и она подала свою ладонь.
Пара вампиров покинула особняк и медленно пошла по выложенной камнями аллее к калитке. Та распахнулась. Спины охраны согнулись, и знатные господа прошли мимо, не заметив ни поклонов, ни приветствий.
Спустившись по холму к кромке взморья, Вицеллий и Мариэльд повернули направо. Хвойный ковер сменился булыжниками, среди которых, подобно безмолвной страже, возвышались огромные глыбы. Скала вильнула резко вправо вместе с каменным бережком, и фигурки вампиров пропали из поля зрения охраны.
Было раннее утро, и солнце только-только показалось из-за блеклого и еще серого горизонта. Прохладный ветер ласкал серебристые косы графини. Края алой пелерины подлетали от набегающих порывов феллского ветра, а веномансер, якобы выражая удовольствие от прогулки, осторожно, едва ли не испуганно, бродил глазами по окружающим камням.
Через десять минут неторопливой ходьбы вдоль Нериумовской бухты вампиры оказались в безлюдном месте. С правой стороны напирал лес из можжевельника, слева пенистые волны накатывали на берег, а прямо выросла и нависла скала. Дальше ходу не было. Разве что повернуть направо и потеряться среди хвойных запахов можжевеловых ветвей, а там через полдня пути пешком выйти на тракт Аше’Элъя.