И вздыбятся воды под мощью Осте,
И поднимется из глубин Спящий.
Бездонно чрево его, как и велика злость.
Восстрашись, Ноэль!
Глава I. Спящий
Спустя 30 лет после событий в Йефасе.
Ноэльское графство, 2150 год по общему летоисчислению, весна
Весеннее солнце склонилось к горизонту, и с моря в сторону особняка Лилле Адан подул сильный ветер. Ветви сосен и кустарники голубого олеандра заколыхались на ветру. Где-то вдалеке протяжно закричала пустельга. Крик стал ближе, затих, и через мгновение на выглянувшую из-под сосновых корней мышь спикировала охристая птица с черными полосками.
В синих глаза мужчины скользнуло любопытство, и он ненадолго отвлекся от разговора со своим собеседником, прищурился, любуясь застывшей в трепетном и зрелищном полете хищницей. Пустельга Ноэля затормозила лишь у самой земли, выставила вперед когти и уже с грызуном устремилась вверх и к далеким ветвям, чтобы поужинать.
— Господин ло Ксоуль, ваше предложение весьма интересно, но я вынужден в очередной раз отказать, — наконец, произнес Юлиан.
После этих слов последовал шумный выдох, а лицо седого гостя подернулось от негодования, которое тот попытался тщательно скрыть.
— Я вас понимаю, господин Лилле Адан, ведь ваш Цветочный дом уже более двух веков занимается банковской деятельностью. Однако…
— Однако что, господин ло Ксоуль?
— Хм. В последние годы на юге, в Айрекке и Дюльмелии, пошли по очень рациональному пути и позволили заниматься частной банковской деятельностью. Знаете об этом?
— Да, я слышал.
— Собственно, хочу заметить, что поток монет в казну благодаря полученным от этого дела налогам заметно увеличился.
— Господин ло Ксоуль, — улыбнулся Юлиан. — Мы обязательно подумаем о вашем предложении по поводу снятия ограничений на прием сбережений и выдачу займов населению…
Мохнатые брови Авгусса ло Ксоуля в очередной раз сошлись на переносице, а руки скрылись под накидкой серого цвета, расшитой олеандрами, теребя пальцами друг друга от нервов.
— Но у нас свой собственный опыт, который весьма успешен, — продолжил граф. — Цветочный дом известен на всем Севере и во многих землях Юга.
— Да, спору нет…
— И он — символ и олицетворение безопасности и надежности, так что система останется пока неизменной.
— Но мир меняется и нужно уметь подстраиваться под него, господин Лилле Адан. Ваша матушка — приверженица старых порядков, однако в вас я вижу того, кто готов не стоять на месте, держась за постылые образы, а идти в ногу со временем. Снятие ограничений лишь увеличит приток золота в ваши карманы.
— Увы, господин ло Ксоуль. Прошу передать другим членам купеческой гильдии, что мы отказываем в вашей просьбе.
Снова тяжкий вздох. Купец Авгусс ло Ксоуль, который уже не первый год вместе с представителями гильдии желал вложиться в собственный частный банк, развел руками и, сжав тонкие старые губы, тоскливо посмотрел через заросли олеандров на тучи.
— Ну что же, я пытался. Быть может, вы передумаете, когда это веяние коснется и Детхая, — по губам мужчины скользнула печальная улыбка из-за упущенной прибыли. — Я премного благодарен, что уделили мне время, Ваше сиятельство.
— Всегда пожалуйста. Чувствуете, бриз сменился на фелсский ветер?
— Да-да. Погода у нас — дитя капризное. Вы правы, нужно поспешить в Луциос, пока Фелл не обрушился проливнем. Да и я отвлек вас от дел своим неожиданным визитом.
— Ничего страшного. Хорошей и светлой вам дороги, — Юлиан кивнул головой, отчего прядь с серебристой трубочкой упала на глаза. Мужчина элегантно поправил ее привычным жестом и громко позвал. — Кьенс!
От небольшой постройки отделился очень худой слуга в шароварах и рубахе. Вежливо поклонившись, Кьенс поприветствовал гостя и отведенной в сторону рукой намекнул ему, что готов сопроводить до выхода. Глаза господина ло Ксоуля со скрытым недовольством взглянули на графа.
— Да осветит солнце ваш путь, — произнес Авгусс и, отвесив небольшой поклон, прошел мимо Кьенса, не замечая слуги.
Юлиан проводил взглядом купца. Когда тот исчез за особняком, то граф направился по выложенной камнем тропинке к морю. Предупреждающий раскат грома, справа. Юлиан заторопился и спешно спустился с холма, поросшего соснами, можжевельником и россыпью голубых олеандров.
Безобразно черная туча сползала с гор по правую руку от особняка, обещая вот-вот разразиться ливнем — а ведь с час назад на небе не было ни облака. Впрочем, столь быстрая переменчивость погоды была обычным делом для Ноэльского графства, поэтому ноэльцы дождя не боялись — привыкли.
У металлической калитки с узором из цветов стоял стражник с алебардой. Его спина согнулась в поклоне, и он отворил дверь перед Юлианом, а тот поблагодарил безмолвного воина и направился по ковру из хвои к каменистому бережку. Берег притаился за рощицей лорнейских сосен и громоздкими валунами. Прохладный ветер играл со смоляными волосами, украшенными трубочками, а половинчатые рукава рубахи графа трепались из стороны в сторону.
Меж тем, Юлиан вгляделся в посеревшие воды бухты Нериум. Он уже хотел было позвать кельпи: свою любимую Вериатель, по которой жутко соскучился, и безобразницу-дочь Мафейю, — но тут в небе громыхнуло. Туча извергла из себя ливень. Вздохнув от того, что не успел встретиться с Вериателью до дождя, Юлиан вдруг заметил движение. Из-за дальнего высокого камня, притопленного в воде, показалась рука: с острыми когтями, бледными пальцами, между которыми просвечивали тоненькие перепонки — но, в общем-то, похожая на человеческую, разве что укрытая чешуей. Настороженные желтые глаза поглядывали на стоящего на берегу графа.
Юлиан махнул рукой, и что-то заскользило в бурной воде к берегу. Вместе с набежавшей высокой волной на каменистый пляж выползло создание, похожее на змею, однако с торсом человека.
Нижняя часть его была полностью змеиной, покрытой черной блестящей чешуей с белесыми полосами, а вот верх был чешуйчатым лишь отчасти — под обхватившими плечи и спину темными пластинами просвечивала белая кожа. Лицо, живот и шея были свободны от чешуи и казались совсем человеческими. Даже оттопыренные уши с жабрами после того, как существо выползло на берег, прижались к голове и стали походить на людские. Чуть пригнувшись и касаясь длинными пальцами камней, наг грациозно полз по берегу, пока, наконец, не распрямился.