В таверну в сопровождении десяти человек охраны, вооруженных тесаками и мечами, вошел Милас де Меовин. Он оглядел поднявших головы путников и торговцев, которые жаждали ответов, теряя время и золото, будучи запертыми в осажденном городе. Гостей Корвунта было порядка двадцати пяти: от одетых неброско по северным меркам до пестрых купцов, прибывших откуда-то с земель подле Черной Найги.
— Завтра с рассветом Глеоф будет штурмовать город, — возвестил поставленным, но чуть хриплым от болезни и громких переговоров голосом Милас. — Я знаю, что здесь есть подданные Глеофа.
Люди молчали, лишь из-под бровей сверлили Вождя Корвунта. Сказанное Миласом ознаменовало худшую развязку событий для гостей.
— Я не буду допытываться, кто откуда. Поэтому попрошу вас всех пройти в темницы, где вы пробудете с пару дней. Либо меньше… — вздохнул Вождь.
— В тюрьмы? Мы вам что, какие-то провинившиеся? Вы знаете, с кем имеете дело? — распетушился худой мужчина с длинным носом.
— С кем же?
— Я — Кампасп, известный в Дриаде торговец, владеющий двадцатью тремя лавками в Дриаде и Летардии! Как вы смеете сначала морить нас голодом, водить за руку в отхожее место, а потом и сажать в камеры? — злобно зыркающие глазки смотрели на Вождя из-под ниши между нависшими бровями и куцей бородкой.
— В мои обязанности входит уберечь город от соглядатаев и предателей. Я не буду допрашивать каждого. Так что прошу понять и пробыть в тюрьме несколько дней. Там вас будут хорошо кормить, уважаемые господа. Лучше, чем здесь.
Купцы и путники встревоженно переглянулись. Может быть, действительно, здесь сидит лазутчик, который в нужный момент что-нибудь сотворит и облегчит проникновение в город глеофских войск?
— Неужели вы даже больных стариков посадите в мокрые и грязные тюрьмы? — из угла таверны донесся кашель.
Старик: с загорелой кожей, белоснежной бородой и рваным балахоном, — смотрел внимательным взглядом на вождя. Тот смутился, увидев перед собой почтенного старца, выглядящего явно старше даже шестидесяти лет. Но затем подозрительным взглядом скользнул по южному загару, крючковатому носу, карим глазам и пышной бороде.
— Лазутчиком может оказаться кто угодно. И даже скорее всего им будет тот, на кого не подумаешь. — Милас еще раз посмотрел на оборванного старика.
Тот закашлялся в удушающих приступах.
«Этот и пару дней не протянет в тюрьме» — подумал про себя встревоженно Вождь.
— Хорошо… Те, кто плох по здоровью, останутся здесь, под присмотром нескольких вооруженных людей. Но не ждите лучших от тюрьмы условий… Даже наоборот, любое неосторожное действие — и выпустят мечом кишки.
— Спасибо Вам за понимание, молодой человек. — прошептал старик, снова заливаясь хрипами.
— Что же ты забыл в дороге? Не с твоим здоровьем, старый, шляться по землям. — спросил, оглядывая тщедушного путника, Вождь.
— Мой сын, как только я постарел и стал немощен, выгнал меня из дому. И теперь я иду, куда глаза глядят…
Над таверной повисло гнетущее молчание. Оставление старых родителей было нарушением главного завета Ямеса, самым тяжким грехом. Поэтому все без исключения смутились, повесили головы и задумались о своих детях. Даже Кампасп, знаменитый торговец, вспомнил с горечью своего наглого сына, что лишь требовал от отца, но ничего не давал взамен.
— И еще… — добавил, задумавшись, чуть печально Вождь. — Тюрьма будет самым безопасным местом во время осады.
Кампасп и другие торговцы теперь уже взглянули на Вождя чуть иначе. Наконец, из-за стола стали подниматься люди. Деловито переглядываясь, они направились к выходу в сопровождении восьми человек охраны. Двое же стражников стали следить за тремя оставшимися: массивным торговцем, худосочным коротышкой и больным стариком.
Через пару минут таверна опустела. Лишь женщины привычно оттирали тряпками и так чистые столы да пара охранников зыркали на оставшихся иноземцев из-под добротных шлемов. По мнению охраны, никто из трех гостей не представлял опасности, поэтому эти двое принялись болтать меж собой, не обращая внимания на тихо шепчущихся в углу чужестранцев. Возможно, это был последний разговор в их жизни.
— Почему ты не пошел в тюрьмы? — спросил коротышку грузный купец.
— Камеры находятся под землей. Я слышал о требушетах. — отозвался низенький человек и снял с головы широкополую шляпу.
— И что?
— Вход в темницы могут обвалить случайным ударом. Я не хочу сгнить там заживо.
Грузный торгаш презрительно хмыкнул, оглядев совсем крохотного и крайне серьезного мужчину, одетого в длинное коричневое платье с накинутым поверх желтым табардом. Затем оценивающе посмотрел на шляпу — глеофскую шляпу.
— Отчего же вы сами не согласились пойти в тюрьмы? — спросил у торговца загорелый старик.
— На мне одежда южных купцов. Меня не тронут, — безапелляционно заявил толстяк, крутя на пальцах агатовые кольца. — В отличие от тебя, старый. Всех слабых и немощных всегда убивают первыми.
Он язвительно хохотнул, а проницательный старик заметил в уголках губ мелькнувший блеск длинных клыков.
— Как же вы это узнали, почтенный? — по лицу старика скользнула хитрая улыбка.
— Так же, как и ты перестал резко кашлять — чудом! — отозвался с жесткостью в голосе купец.
— Я не хочу провести последние дни своей жизни в мокром и сыром помещении. — с горечью сказал старик и вздохнул. — Увы, пришлось обмануть. Каюсь.
Тщедушный вид замученного старца успокоил жирного купца, и тот потерял к нему всякий интерес. Но теперь уже карие ясные глаза старика неотрывно следили за действиями то толстяка, который спокойно откинулся спиной на стену, то миниатюрного негоцианта.
— Есть ли разница, где проткнут брюхо мечом: в темнице или таверне? — хмыкнул грузный купец и обратился к низенькому торговцу. — Может под завалами лучше помереть, а? Как тебя зовут?
Худенький мужчина, отведя взор от закутанного в плащ старика с загорелой кожей, уставился на наглого купца, который накручивал густую бороду на толстые пальцы и ласкал жирную шею.
— Баддас. А тебя?
— Фэн.
— Откуда ты, Фэн? — торговец уставился на желтые одежды толстого купца.
— Из Морайи.
— Надо же… — протянул довольно Баддас и потер деловито ладони. — Как показывает себя наследник Эадеса, юный Эадор? Они не уменьшили налоги для лавок на Белой площади, как обещали? Ты был там на рынке, его расширили же?
Фэн промолчал и нахмурился.
— Много вопросов, — наконец, буркнул купец. — Что тебе с того, снизили ли налоги? Поговорить больше не о чем?
— Ну как, как… — в смятении пробормотал Баддас. — Это же основа нашего дела, костяк. Тебе же это должно быть интересно в первую очередь.