– Он был очень храбрым и отдал жизнь за наше дело, в то время как джентлемы отсиживались наверху.
– Я никогда не сомневался в его отваге, – заметил я.
– Локвуд был хороший человек.
– Далеко не всякий смельчак заслуживает этого звания.
Собеседник счел ниже своего достоинства вступать со мной в спор; презрительно сплюнув, он заковылял прочь, тяжело припадая на раненую ногу.
Наступило время обеда. Мы с Николасом, встревоженные и расстроенные, вернулись в свое жилище и утолили голод тем, что у нас оставалось, то есть черствым хлебом и пивом. Сидя у потухшего костра, мы услышали громкий топот и, обернувшись, увидели четырех солдат, вооруженных алебардами. Их возглавлял Майкл Воувелл, на лице которого застыло непроницаемое выражение.
– Что случилось? – процедил Николас.
– Адвокат Мэтью Шардлейк, мастер Николас Овертон, у нас имеются сведения о том, что вы являетесь вражескими шпионами и занимаетесь воровством, – официальным тоном изрек Воувелл.
Я вскочил, ощущая, как внутренности мои болезненно сжались:
– Что вы несете? Вы же прекрасно знаете, что это не так!
Воувелл, буравя меня ледяным взглядом, сделал знак солдатам:
– Обыщите их хижину, да хорошенько! Переверните все вверх дном.
– Вы не имеете права! – возмутился Николас. – Где приказ об обыске?
Вместо ответа один из солдат приставил ему к груди алебарду.
Нам оставалось лишь безропотно отойти в сторону. Судя по звукам, долетавшим из хижины, солдаты рылись в наших папоротниковых постелях. Наконец один из них вылез наружу, держа в руках какое-то письмо и драгоценное ожерелье. Это было то самое украшение с жемчужными подвесками, на которое я обратил внимание в присутствии Воувелла.
– Помнится, вы сразу положили на него глаз! – процедил он. – Сказали, дескать, похожее ожерелье было у покойной королевы Екатерины Парр, кому вы служили верой и правдой. Кстати, маркиз Нортгемптон, которого мы в прошлом месяце разгромили в пух и прах, доводится ей родным братом.
– Дураку ясно, они предатели и изменники! – проворчал один из солдат. – И зачем только Кетт позволил им жить в лагере?
– Отведите нас к капитану Кетту! – попросил я, глядя Воувеллу прямо в глаза.
Тот, не отвечая, развернул письмо и принялся громко читать вслух:
– Секретно и срочно; благородному графу Уорику. Милорд, сегодня, 25 августа 1549 года, нам удалось тщательно осмотреть укрепления, которые бунтовщики возводят на Маусхолдском холме. Нами составлен план оборонительных сооружений, каковой и прилагаем к этому письму. Верные слуги вашего сиятельства, Мэтью Шардлейк и Николас Овертон.
Под этим посланием стояли наши с Николасом подписи, подделанные не слишком искусно. На плане были грубо, но весьма точно запечатлены сооружения, которые мы видели вчера.
– Я сам был свидетелем того, как эти крысы осматривали наши укрепления, – сообщил Воувелл, повернувшись к своим людям. – Тоби Локвуд, погибший вчера за наше дело, да упокоит Господь его душу, давно уже их раскусил. Но капитан Кетт по какой-то причине проникся к негодяям доверием и взял их под свою защиту.
– Это письмо – не более чем грубая подделка, – отчеканил я. – Его подбросили мне нынешней ночью, точно так же как и ожерелье. – Мне припомнился назойливый шорох папоротника, который я слышал сквозь сон. Значит, это был вовсе не Николас. – Полагаю, вы сделали это собственноручно! – обжег я взглядом Воувелла. – Отведите нас к капитану Кетту, пусть он во всем разберется.
– Думаете, у него сейчас есть время разбираться в измышлениях предателей? – расхохотался Воувелл. – Разумеется, мы покажем ему письмо и план. Он сразу поймет, в чем дело.
– Все, что говорит Майкл Воувелл, – ложь и клевета! – громко произнес я, обращаясь к солдатам. – Он совершил убийство и догадался, что я знаю правду. Именно поэтому он решил обвинить меня в предательстве.
– Чем понапрасну сотрясать воздух, лучше поцелуй меня в задницу, – ухмыльнулся один из повстанцев. – Всем известно, что мастер Воувелл – ближайший помощник капитана Кетта. А тебя, горбун, и твоего рыжего приятеля мы сейчас отведем во дворец графа Суррея. Там вас закуют в цепи и вместе с другими джентлемами погонят впереди нашего войска.
«Господи, до чего же я был глуп и неосмотрителен, – подумал я, виновато глядя на Николаса. – Как я мог не догадаться, что Воувелл попытается себя обезопасить, сыграв на опережение. Хитрый, проницательный и жестокий, он просчитал все до мелочей».
Майкл смерил меня ледяным взглядом.
– Отведите Овертона во дворец графа Суррея, – обратился он к солдатам. – А Шардлейку свяжите руки и оставьте его наедине со мной. Надо преподать ему хороший урок, который раз и навсегда отучит мерзавца лгать. А после я сам отведу его куда следует.
Солдаты, связав мне руки за спиной, потащили прочь отчаянно упиравшегося Николаса. Воувелл, издевательски ухмыляясь, сделал мне знак зайти в хижину.
Едва мы оказались внутри, он грубо толкнул меня, заставив сесть на пол, а сам удобно устроился в углу и, вытащив из кармана нож, принялся чистить ногти.
– Меня мучит любопытство, – негромко произнес Майкл. – Никак не могу взять в толк, каким образом вам удалось догадаться, что я – один из убийц Эдит. О том, что вас осенила подобная догадка, я понял вчера по вашему лицу. Надо сказать, для законника вы не слишком хорошо владеете собой, а опытные шпионы умеют читать и по самым непроницаемым лицам. Теперь вряд ли стоит скрывать, что с самого начала этой заварухи я работал на правительство и являлся осведомителем. Письмо и план, которые вы видели, являются точными копиями тех, что были направлены мною графу Уорику. Так вот, прошу вас, Шардлейк, утолите мое любопытство. Если вы откажете мне в этой маленькой любезности, мне придется развязать вам язык при помощи вот этого славного ножичка. Я сказал парням, что намерен преподать вам урок, и никого не удивит, если вы ненароком лишитесь ушей или нескольких пальцев.
Понимая, что иного выхода у меня нет, я решился быть откровенным.
– Помните, три недели назад мы с вами ходили в Норидж? – спросил я, тяжело переводя дух. – Тогда вы упомянули, что болезнь суставов, от которой страдает Джейн Рейнольдс, передается в их семье из поколения в поколение. Эдит, по вашим словам, в зрелые годы тоже мучилась от воспаления. Но откуда вы могли знать это, если не видели ее в течение девяти лет? Вчера, когда Питер Боун упомянул о распухших суставах своей сестры, этот разговор всплыл у меня в памяти. Последние годы жизни Эдит провела у него в доме, выдавая себя за его сестру Мерси, которая в действительности умерла много лет назад. Другой сестрой Питера была Грейс Боун, любимая горничная Эдит. Именно она подговорила свою хозяйку сбежать из Бриквелла и начать новую жизнь – в бедности, но среди людей, которые любили и понимали ее.
– Так вот где скрывалась наша беглянка! – расхохотался Воувелл. – А я-то все голову ломал, куда она могла запропаститься. Хозяйка Бриквелла, супруга родственника Анны Болейн, превратилась в простую пряху. С ума можно сойти!