– Ну что, свершили правосудие? – пропустив насмешку мимо ушей, спросил Николас.
Я рассказал о том, что произошло сегодня под Дубом реформации, но прежде всего сообщил, что Кетт согласился оставить его на свободе. Николас заметно приободрился.
– А я уж боялся, что без виселицы не обойдется. Опасался, что толпа придет в ярость и ваш Кетт не сумеет ее сдержать, – признался он, узнав, что мы не вынесли ни одного смертного приговора. Помолчав, Овертон пробормотал едва слышно: – И ждал, что за мной вот-вот придут.
– Кетт умеет держать толпу в узде, – заметил я. – И он действительно хочет соблюсти все нормы правосудия. Ты недооцениваешь его, Николас. Поверь, он всеми силами стремится избежать кровопролития. Капитан Кетт – прирожденный командир и к тому же умный и опытный политик. Вдобавок Роберт – искренний человек, у которого слово не расходится с делом.
– Возможно, – кивнул Николас, подбросив ногой камешек. – Но мятеж – это не самый лучший способ служить закону.
– Кетт не мятежник, – возразил Барак. – Он хранит верность королю. Все, чего он хочет, – это восстановить справедливость. Или, по-твоему, в этом нет никакой необходимости?
– Честно скажу, я окончательно сбит с толку, – покачал головой Овертон. – Вчера вечером я разговорился с одним крестьянином, который воевал в Шотландии. По его словам, в армии царит полный хаос, война ведется самыми дикими методами. И вообще, наших солдат просто-напросто обманули. Сказали, что шотландцы якобы ждут нас с распростертыми объятиями. А в результате солдатам пришлось убивать мирных жителей, и для многих из них это стало невыносимым позором. Признаюсь, я уж и не пойму, нужна нам эта война или нет. – Николас вздохнул и окинул взором лагерь. – Кто бы мог подумать, что мы окажемся в подобном месте?
Я тоже огляделся по сторонам. Повсюду кипела жизнь. Сапожники и портные уже успели соорудить прилавки, за которыми торговали своими изделиями. На столах сушились внутренности заколотых овец, а живые овцы и коровы теснились в загоне, который был сооружен из плетней, позаимствованных на уничтоженных пастбищах. В другом, более просторном загоне, огороженном дощатыми стенами, разгуливало десятка три лошадей. Неподалеку возводилось деревянное здание – как я догадался, будущая скотобойня. Я вновь подивился тому, как много эти люди успели сделать за несколько дней. Правда, здесь, в лагере, многие из них впервые за долгое время стали есть досыта, и это прибавляло им бодрости и желания трудиться не покладая рук. Как и всегда, бродячие торговцы переходили от хижины к хижине, предлагая обитателям лагеря булавки, иголки, пряжки и прочие мелочи. Проходя мимо распахнутых дверей кузницы, мы увидели, как кузнец и его помощник, стоя у горна, перековывали сохи и бороны на мечи и пики.
– Перековывают орала на мечи, – проронил Николас. – Библия призывает делать обратное.
Заметив повозку, на которой стояла огромная пушка, повстанцы разразились радостными криками; телегу тащили лошади-тяжеловозы, вне всякого сомнения изъятые из какого-нибудь поместья. Мы пошли дальше, к недостроенному сооружению из кирпича – будущей пекарне. В некотором отдалении молодые парни – человек пятьдесят, не меньше, – упражнялись в стрельбе из лука; стрелы со свистом рассекали воздух, вонзаясь в мишени.
– Господи Исусе, сколько же народу сейчас в лагере? – спросил Барак.
– Так много, что и не сосчитать. Думаю, тысяч восемь.
Джек толкнул Николаса в бок:
– Погляди-ка, кое-кто ухитряется удовлетворять здесь все свои телесные похоти. – Он указал на двух молодых женщин, которые, выйдя из хижины, оправляли юбки. – Нориджские шлюхи всегда найдут тут клиентов.
– Похоже, все эти люди уже не считают нас чужаками, – заметил Овертон. – Наверное, дело в том, что мы здорово пообтрепались, перепачкались и насквозь провоняли потом.
– Подходящий случай вспомнить, что все мы слеплены из самой обычной глины, – внимательно глядя на него, ухмыльнулся Барак.
– И все мы в конце концов уйдем в самую обычную землю, – завершил я. – Надеюсь, это будет еще не очень скоро.
Мы пошли по тропе, тянувшейся вдоль старой каменоломни: на холме таких заброшенных каменоломен было несколько. Вскоре мы оказались у края обрыва – почти отвесной стены высотой около сотни футов; здесь следовало соблюдать особую осторожность. Найдя место, откуда можно было обозреть весь лагерь, который раскинулся так далеко, что не видно было ни конца ни краю, мы немного постояли, любуюсь видом.
– Пошли, – сказал я. – Вскоре люди начнут возвращаться с работы. Нам тоже пора идти назад.
Барак и Николас не стали спорить. Стояла такая духота, что все мы сильно устали и покрылись потом. Из Торпского леса уже не доносился визг пил и стук топоров; дровосеки, закончив работу, двинулись по домам. Человек с Библией в руках, облаченный в белый стихарь, взобрался на перевернутый ящик. То был один из местных пророков, готовый разразиться очередной проповедью. Здесь, в лагере, они пользовались почетом и уважением, никто не потешался над ними, как это было заведено в Лондоне. Я вытащил из кармана памфлет, найденный на земле, и протянул своим спутникам:
– Что вы об этом думаете?
– Обычная чушь, которая в ходу у проповедников, – поморщился Николас, пробежав текст глазами.
– Но сейчас эпоха проповедников и пророков, – возразил я. – Ты сам знаешь, протестантские радикалы разглагольствуют обо всем на свете. Если я не ошибаюсь, Джон Нокс провозгласил англичан и шотландцев новыми богоизбранными народами, которым предстоит, объединившись, одержать победу над своим главным врагом – папистами. Пока не слишком похоже, что этот прогноз когда-нибудь осуществится. Помню, во времена «Благодатного паломничества» доморощенные оракулы предсказывали падение короля на основании пророчеств, которые содержатся в древних книгах, вроде легенд о Мерлине и тому подобных. Все это смешивалось с призывами к радикальным переменам, каковыми были полны сочинения Мора, Кроули и некоторых других писателей. Надо сказать, они мечтали примерно о том же, о чем сейчас мечтает Кетт.
Мы подошли к двум небольшим группам, собравшимся вокруг приходских знамен. Как выяснилось, между ними шел жаркий спор: жители одной из деревень не позволяли работникам вырыть около своих хижин очередную выгребную яму.
– Копайте свою вонючую яму где хотите, но только не у нас под носом!
– Мы не желаем целыми днями нюхать чужое дерьмо!
– У вас самих дерьма хватает! И оно, видать, ударило вам в голову!
– Не все повстанцы ладят друг с другом, – заметил Николас. – Без свар и брани здесь тоже не обходится.
– Люди есть люди, – пожал я плечами.
Пройдя еще немного, мы увидели нескольких человек, уже успевших вырыть яму примерно в четыре фута глубиной. За их работой наблюдал человек лет сорока, возможно командир сотни.
– Придется вам еще помахать лопатами, ребята, – заявил он. – Яма должна быть глубже.