Менталист - читать онлайн книгу. Автор: Хенрик Фексеус, Камилла Лэкберг cтр.№ 90

Он выглянул в окно, где люди ели мороженое на летнем солнце, ничего не подозревая ни о зверских убийствах, ни о непонятных кодах.

— Все дело в моей несообразительности, — продолжал Винсент. — Их следующая жертва и на моей совести тоже. Глупость одного и безумство двух. Folie а trois ^[37].

* * *

Она поглубже втянула в себя спрей для носа и приготовилась к следующему этапу. Проткнуть щприцем собственную кожу — здесь было от чего запаниковать. Ей советовали визуализировать цель, и она пыталась каждый раз. Закрывала глаза. Представляла себе младенца — мальчика или девочку. Легкий пушок на голове. Пухлые ножки. Булькающий смех, который начинается в горле. Она хваталась за свою мечту как за спасительную соломинку, но ничего не помогало. Юлия боялась уколов.

Дома был Торкель. Но он не мог каждый раз бросать средь бела дня свою работу и мчаться в отделение полиции, чтобы сделать ей укол.

«Сделать им укол», — как выражалась медсестра, хоть она и вводила шприц одной Юлии. И это был не единственный абсурд, через который прошли они с Торкелем с начала курса лечения.

Юлия глубоко вдохнула и выдохнула. Захватила кожу на животе, нашла нужное место, взяла шприц. Рука дрожала, как в лихорадке.

Стук в дверь заставил ее вздрогнуть, и Юлия уколола себе палец. Аккуратно убрала назальный спрей и щприц с гормональным препаратом за их с Торкелем свадебную фотографию в рамке на столе, заправила рубашку и пошла открывать.

— Привет. Помешала?

На пороге стояла Мильда Юрт. Юлия продумывала возможные варианты развития ситуации. Укол нужно сделать срочно, но Мильда никогда не бывает многословной. Да и нет никакого разумного повода просить ее закрыть дверь с той стороны. Не говоря о том, что то, с чем она пришла, может и в самом деле оказаться важным.

— Ты совсем не помешала, — ответила Юлия, отходя в сторону.

Она скосила глаза на свой аккуратный стол и успокоилась. Шприц был надежно спрятан за рамкой.

— Присаживайся. — Юлия показала на единственный в ее кабинете стул для посетителей, как будто у Мильды были другие варианты.

Она сама услышала, как профессионально-холодно это прозвучало. Ни желаний, ни кошмарных снов — ничего не слышалось в этом голосе. Ни воспоминаний о мертвых зародышах, извлеченных из ее тела прямо в стальную миску. «Нежизнеспособны» — таков был вердикт медиков.

По глазам Мильды Юлия поняла, что на какое-то мгновение утратила контроль над лицевыми мышцами. Но стоило ей занять кресло по другую сторону стола, как взгляд снова стал сосредоточенным, а выражение лица — невозмутимым.

— Так что у тебя? — Юлия облокотилась на стол и обхватила ладонями голову.

В следственном процессе Мильде отводилась странная роль. Целью Юлии, как она сама считала, было сохранить кому-то жизнь. Даже в делах об убийстве, когда перед группой стояла задача поймать злоумышленника, речь в конечном итоге шла о предотвращении новых преступлений и новых жертв. Мильда же вступала в игру, когда главным действующим лицом становился именно покойник.

Вообще, она проводила больше времени с мертвыми, чем с живыми. И Юлия сомневалась, что справилась бы, окажись она на месте Мильды. При этом очень уважала ее работу. Мертвые могли говорить — Юлия убеждалась в этом снова и снова на протяжении тех долгих лет, пока работала в полиции. Судмедэксперт оставался важным звеном в следственной цепочке.

— Это касается убийства Роберта Бергера, — начала Мильда. — Ну, и Тувы Бенгтсон и Агнес Сеси по большому счету тоже. Просто так получилось, что именно Роберт стал тем ключом, которым мы отперли эту дверь. Так я думаю, во всяком случае. Надеюсь на это. — Она ерзала на стуле.

— Я вся — внимание. — Юлия перегнулась через стол.

По неосторожности она задела фотографию в рамке, но быстро опомнилась и поправила ее.

Мильда откашлялась.

— У Роберта, как ты знаешь, была привычка совать в рот что ни попадя, — сказала она. — В том числе и вещи, совсем не предназначенные людям в пищу. Само по себе это не такая уж редкость, как может показаться. Но в желудке Роберта оказалось очень много шерсти.

— Какой ужас. — Юлия поморщилась.

Она представила себе, какой вкус может быть у шерсти, и почувствовала неприятное шевеление в желудке.

— Да, но для нас это может обернуться удачей. Не мое дело делать заключения — я всего лишь исследую то, что нахожу. Но что, если убийца имеет отношение к… норковой ферме?

Глаза Юлии расширились.

— Норковой ферме? Разве они еще существуют?

— И я думала, что нет. Но да, в Швеции еще осталось несколько норковых ферм, как ни борются защитники животных за их закрытие.

Юлия молчала.

— Итак, две вещи. — Мильда выпрямилась на стуле, прежде чем продолжить. — Во‐первых, во всех трех случаях в телах обнаружены следы кетамина. И второе — шерсть норки в желудке Роберта. Конечно, это могла быть и дикая норка, но я так не думаю. Кетамин, помимо прочего, используется для усыпления норок на фермах. Поэтому можно предположить, что Роберт был убит на норковой ферме. И остальные тоже.

Юлия откинулась на спинку стула, пытаясь переварить то, что только что сказала Мильда. Разрозненные мысли вертелись в голове и, как ни старались, не могли уложиться в нечто более или менее связное. Идея насчет норковой фермы еще не нашла среди них своего места.

— Мы обсудим это с группой.

Юлия встала, Мильда тоже. Но уходить не спешила, словно хотела еще что-то добавить.

— И у тебя получается… со шприцем, я имею в виду?

— Прости, не поняла.

Юлия замерла на месте.

— Я слышала, вы проходите… курс. Справляешься со шприцем или нужна помощь? Я могла бы сделать укол.

У Юлии в горле встал комок. Она ненавидела сплетни, но в этом здании не было тайн, и она должна была это понимать. Поэтому молча протянула Мильде шприц, задрала рубашку и сразу почувствовала облегчение.

Самого укола она просто не заметила.

* * *

Винсент сидел перед телевизором с пультом в руке. Он чувствовал себя сорокасемилетним динозавром, но продолжал смотреть обыкновенное телевидение. Ему нравилось, что программы идут в определенное время. Кто не успел, должен пенять только на себя.

Конечно, бо́льшая их часть повторялась, так что пропустить что-либо было практически невозможно. В этом-то и заключалась проблема. Винсент прекрасно осознавал, что стал жертвой психологического принципа доступности — то, что недоступно, представляется заведомо более интересным. Но современная жизнь ясно демонстрировала, что принцип работает и в обратном направлении: когда все доступно, не остается ничего интересного. А на неинтересные вещи у Винсента не было времени.