Обняв Элли за талию, я притянул ее к своей груди и прижался губами к ее губам. Она растаяла в моих объятиях, запустив пальцы в мои длинные волосы.
Отстранившись, она поймала мой взгляд, и в темных глазах ее сверкнули слезы.
– Я так горжусь тобой, – прошептала она и нежно прижалась лбом к моему лбу. – Постоянная выставка в музее Гуггенхайма. Аксель, об этом мечтает каждый современный творец. Нет большей чести.
Я кивнул и глубоко вздохнул.
– Знаю. – Я указал подбородком в сторону галереи. – Там много народу? Им удалось собрать желаемое количество гостей?
– Битком, – взволнованно ответила Элли.
В этот момент позади нас открылась дверь. Я обернулся и увидел, как в мое укрытие вошли две прекрасные дочери. Улыбаясь до ушей, они бросились ко мне, чуть не повалив на пол.
Я обнял их, не в силах удержаться от смеха. Когда я поднял взгляд, то заметил, что за нами наблюдала Элли со слабой улыбкой на лице. Спустя столько лет она все еще оставалась самой большой моей поклонницей… и меня окружала собственная маленькая семья… Они были для меня всем… светом, миром, воплощенною в жизнь надеждой.
В последний раз сжав меня в объятиях, Кьяра, моя пятнадцатилетняя дочь, отстранилась; младшая Виолетта последовала ее примеру. В свои двенадцать она все повторяла за старшей сестрой. Похоже, это была характерная черта Карилло.
– Папа, – затаив дыхание, проговорила Кьяра, ее темные глаза блестели. – Это прекрасно. Люди просто сходят с ума по скульптурам… – Лицо ее вспыхнуло, а по щекам покатились слезы. – По твоим скульптурам, папа, – гордо добавила она.
Ощутив, как при виде ее эмоций у меня сжалось горло, я поднял руки и вытер ей щеки подушечками больших пальцев.
Услышав шмыганье справа, я взглянул на Виолетту, по примеру старшей сестры тоже проливавшую слезы.
Наклонившись, я проговорил:
– Эй, и ты туда же, mia cara. Что все это значит? – Голос сорвался; при виде реакции дочерей у меня сжалось горло.
Виолетта, точная копия своей матери, взглянула на меня и поджала губы, на щеках ее появились ямочки. Она пыталась привести в порядок дыхание.
– Просто мы так гордимся тобой, папа. Все эти люди… они здесь ради тебя. Мама рассказала нам, каким особенным они тебя считают. А ты наш папа… и я чувствую себя очень гордой, – сумела проговорить она, полностью разрушая всякую надежду, что мне удастся сдержаться.
Я почувствовал, как глаза затуманила влага. Обняв дочерей, я притянул их к себе, и по щекам потекли слезы.
– Grazie, – хрипло пробормотал я. – А я горд быть вашим папой.
Я тут же ощутил, как Элли подошла ближе.
Я поднял глаза. Жена смотрела на нас с девочками полным обожания взглядом. Но я лишь покачал головой.
– Не могу видеть их слез, carina. Это разбивает мне сердце.
Элли улыбнулась, и я, отстранившись, взглянул на дочерей.
Они не сводили с меня огромных глаз.
– Вы ведь знаете, что все это ваша заслуга, правда? Именно вы вдохновляете меня. И ваша мама. Все, что я делаю, – только для вас.
Кивнув в ответ на мои слова, девочки вытерли щеки.
– Ti voglio bene54, – проговорил я, целуя их по очереди в макушку.
– Ti voglio bene, папа, – ответили они в унисон.
И сердце мое еще немного растаяло.
Элли наклонилась и поцеловала Кьяру в темноволосую головку, а затем и Виолетту. Обняв их за плечи, она взглянула на меня испанскими глазами.
– Ты достаточно услышал? Готов идти? – спросила она, зная, что слушать реакцию толпы в вечер открытия выставки, прячась за стеной галереи, стало для меня уже традицией.
Если я оставался внутри больше, чем на полчаса, меня начинала терзать нервная дрожь. К тому же я до сих пор не испытывал ни малейшего желания разглашать миру искусства, кто я такой. Мне нравилось, что даже спустя столько лет удалось сохранить свою анонимность.
Стремясь убраться из музея, подальше от всего этого безумия, я кивнул. Вновь взглянув на Элли, я спросил:
– А наши друзья ушли?
– Минут десять назад. Я устроила им личную экскурсию еще до открытия выставки, пока не было толпы, – сообщила Элли.
Я опустил взгляд в пол и ощутил, как по телу прокатилась нервная дрожь.
– И что они сказали? – посмотрев на жену, спросил я.
Элли склонила голову набок. И на лице ее, как и всегда, когда ей требовалось меня успокоить, появилось чертовски очаровательное выражение.
– Они в восторге, querido. Твои братья… как всегда, поражались твоему таланту. – Я прикрыл веки, и Элли добавила: – Они так гордятся тобой.
Распахнув глаза, я с облегчением выдохнул и протянул руку. Элли вложила в нее свою ладонь. Кьяра встала рядом с Элли, а Виолетта подошла ко мне и обняла за талию.
И я на миг замер. Просто чтобы выровнять дыхание.
Стоя здесь, вместе с женой и прекрасными дочерьми, я слышал доносившиеся из-за стены восхищенные голоса гостей, потрясенных моими работами, и гордился собой. Я поверить не мог, что это моя жизнь. Рядом со мной находилась женщина, незаслуженно сильно любившая меня. Думаю, и до конца жизни я не смогу найти этому объяснение. И у меня были две дочери, просто обожавшие меня… Прекрасные, чистые, счастливые девочки, которых я безумно любил в ответ.
Я ощутил, как кто-то стиснул мне талию, и посмотрел вниз. И заметил беспокойство на загорелом личике Виолетты.
– Ты в порядке, папа?
Прочистив горло, я кивнул.
– Просто отлично, mia cara. Лучше не бывает.
_________________________________
54 - Я люблю тебя (ит.).
* * *
– Ты забронировала весь зал? – спросил я Элли, когда мы вошли в пустой нью-йоркский ресторан.
Элли пожала плечами.
– Ты не любишь толпы, а все прилетели сюда на выставку. Я хотела устроить нечто особенное. Поэтому заказала весь зал.
Глядя на жену, я лишь покачал головой и взял ее протянутую руку. Кьяра и Виолетта вошли в ресторан первыми. Мы с Элли быстро последовали за ними.
Это оказался традиционный итальянский ресторан, оформленный в деревенском стиле. И стоило нам оказаться внутри, как собравшиеся там друзья и родные прекратили разговоры и повернулись к нам. Когда Элли махнула руками, они поднялись со стульев и начали хлопать.
Все до единого…
Я застыл на месте.
Кэсси, заметив, что я не очень хорошо справляюсь с их поздравлениями, выскользнула из-за стола.
– Ну, если ты не собираешься двигаться, я, черт возьми, сама к тебе подойду!