Мама задышала чаще. И пусть мышцы на ее лице не двигались, я отчетливо увидел на нем скорбь… и мучительную правду. Она тоже не хотела нас покидать… Маму грызло осознание, что ей не дали выбора, и оставалось лишь медленно угасать.
– Я не понимаю, как жить без тебя, мама. Я так долго боролся, пытаясь удержать нас на плаву и сберечь тебя… И теперь не знаю, что, черт возьми, мне делать, когда тебя не станет… Как я справлюсь…
Я долго еще плакал на этой кровати, а мама слабо сжимала мне руку. Не знаю, смог бы я уйти оттуда и выпустить ее ладонь, но Джио постучал в дверь трейлера и сказал, что нам пора идти.
Утирая слезы со щек, я встал и протер мамино лицо влажной тряпкой, которую держал рядом с кроватью. Наклонившись, я поцеловал ее в лоб и прошептал:
– Ti voglio bene, mamma… sempre42.
Перед самым уходом я направился к старому проигрывателю и включил его. Из динамика тут же полилась мелодия «Аве Мария».
Я прошагал к двери и вышел, даже не оглянувшись.
Больше я никогда ее не видел…
__________________________________
42 - Я люблю тебя, мама… всегда (ит.).
* * *
– Тс-с-с… – укачивая меня, прошептала Элли на ухо.
Подняв голову, я поймал сочувственный взгляд девушки и проговорил:
– Я так и не попрощался, Элли… Я, черт возьми, не простился с мамой… – Я всхлипнул громче, пытаясь дышать, несмотря на снедавшее меня мучительное чувство вины. – Я был эгоистом… думал только о себе. И я сбежал, оставил ее совсем одну. Бросил их всех. Наверное, она очень за меня боялась, беспокоилась, где я. Но лежала, неспособная подняться и меня отыскать. Ведь мама всегда тревожилась обо мне, Эл. Даже когда она умирала, медленно таяла год за годом, я не давал ей покоя. О чем, черт возьми, я думал? Она скончалась в той больничной палате. А меня не было рядом. Я не смог сказать, что люблю ее и, наконец-то, оставил ту дерьмовую жизнь, дабы обрести мир… И я буду скучать по ней до конца своих дней… Господи, Элли, как мне это пережить? Пути назад нет, но я не знаю, как двигаться дальше.
Я ощутил, как на меня брызнули слезы Элли. Она проговорила надтреснутым голосом:
– Она знала, что ты ее любишь, малыш… И верила, что однажды чего-то добьешься в жизни.
– Но не дожила, чтобы это увидеть. Я принес ей лишь разочарование. Она умерла, полагая, что вырастила лишь никчемного сына, торгующего дурью. Чувство вины… за это просто разрывает меня на части. Наверное, перед смертью она думала, что потерпела неудачу в качестве моей мамы… Но правда в том, что это я не справился с ролью сына…
– Аксель… – начала Элли, но я взглянул на нее и произнес:
– Я даже не знаю, как она скончалась. Я так и не смог спросить об этом Остина. Понятия не имею, как она выглядела, во сколько умерла, какие говорились слова. Я никогда не смогу себя за это простить… И, пока жив, буду чувствовать себя виноватым.
Краски схлынули с лица Элли, и она лишь крепче обняла меня. А потом тихо призналась:
– Я была там, Аксель…
Все еще пытаясь совладать с дыханием, сперва я не осознал смысла ее слов. Дрожащими руками Элли коснулась моих щек и пояснила:
– Малыш, я была там, когда умерла твоя мама… Я ее видела… Когда она испустила последний вздох, я находилась в палате.
Я в замешательстве застыл. Тихо всхлипывая, Элли продолжила.
– Я уже давно хотела рассказать тебе, что находилась с Остином и Леви, когда умерла твоя мама. У Лекси случился рецидив, и мы все приехали в больницу. И туда привезли твою маму. Остин чуть не спятил, разрываясь между умирающей мамой и угасающей половинкой души. Ему пришлось очень тяжело, поэтому мы остались, чтобы поддержать их с Леви.
Пока Элли говорила, я не сводил с нее взгляда.
Глаза ее снова наполнились слезами.
– Ты никогда не говорил о ней. Я боялась, что, если упомяну об этом, ты просто меня прогонишь. Но я была там, querido. Когда она умерла, я находилась рядом.
Не зная, как реагировать на ее слова, я спросил:
– Она ушла мирно? Или мучилась от боли? Мне невыносима мысль, что она боролась со смертью, отчаянно пытаясь выжить.
Элли поджала губы, изо всех сил стараясь держать себя в руках. Потом она добавила:
– Твоя мама мирно спала, а потом просто ускользнула… Безболезненно, Аксель. Словно бы так и продолжала спать… Она казалась прекрасной… как ангел…
В мыслях возникло прелестное лицо спящей мамы и, не в силах сдерживаться, я рухнул Элли на колени, выплескивая пять лет сдерживаемой скорби. Я плакал до тех пор, пока не заболело горло и не заныло в груди. Все это время Элли просто держала меня в объятиях, гладила по волосам и плакала вместе со мной… Черт возьми, она до сих пор находилась рядом.
– Я хотел попрощаться с ней, а теперь, когда она умерла, это невозможно… – хрипло проговорил я, выплескивая чувство вины.
Элли прижалась щекой к моей голове и прошептала:
– Смерть – это не прощание, а всего лишь «до свидания».
Я перестал дышать. Подняв голову, я взглянул прямо в ее темные глаза.
– Ты действительно в это веришь? Что еще не конец?
Элли погладила меня по волосам.
– Каждой клеточкой сердца.
Не знаю, как долго я оставался в ее объятиях, но, когда, наконец, поднял голову, в груди стало легче. И когда я посмотрел в любящие глаза Элли, коснулся ладонями прекрасного лица, то понял, что мамина молитва обо мне сбылась…
Io prego perché tu possa trovare la tua luce, mio figlio smarrito… «Я молюсь, чтобы ты отыскал свой свет, мой потерянный сын…»
Я обрел его.
– La mia luce… – пробормотал я, несмотря на поцарапанное, саднящее горло. Лицо Элли смягчилось от умиления. И следующие слова, что бессознательно вырвались из меня, шли от самого сердца. – Ti amo, carina… Я чертовски сильно люблю тебя, так, что порой просто не могу это принять.
Элли потрясенно вздохнула, и ее нижняя губа задрожала. Наклонившись, она поцеловала меня в пересохшие губы и прошептала в ответ:
– Я тоже люблю тебя, Аксель. Очень-очень сильно. Ты – мое сердце.
«Твою ж мать. Она тоже меня любит…»
Поцелуй становился все глубже, а потом я отстранился. Чувствуя себя изнуренным, я положил голову на колени Элли и посмотрел прямо на девушку.
Наблюдая, как она с довольным видом поглаживала меня по лицу, я вдруг подумал о маминой молитве и застыл.
Элли, ощутив во мне перемену, спросила:
– В чем дело, малыш?
Недоверчиво покачав головой, я проговорил:
– Просто кое-что пришло мне в голову.