— Госпожа, чем могу быть полезен? — осведомился показавшийся в дверях лавки мужчина. — Желаете сделать заказ?
И Аделия, окинув дом взглядом, спросила:
— Я ищу Ральфа Бенсона. Мне сказали, я найду его в этом доме… Слышали о таком?
— Как же не слышать, — отозвался мужчина, — вам в соседнюю дверь. Только боюсь, он не в том состоянии, чтобы вести разговоры… Пьет неделю не просыхая.
Аделия молча кивнула: чего-то такого она и ждала.
— Присмотрите за животным? — спросила мужчину, и тот, молча кивнув, подхватил поводья. — Благодарю.
На стук в дверь никто не ответил, и девушка, услыхав в доме шум (как будто упала и покатилась пустая бутылка), толкнула ее от себя. Дверь сразу же поддалась, и Аделия переступила порог…
Пахло в доме прогорклым маслом и дешевым вином.
Темный холл, освященный лишь одним чумазым окном, показался ей темной берлогой где-нибудь в редколесье, на окраине леса, а мужчина, зашевелившийся там же в углу, — тем самым косматым животным. Большим и страшным…
Правда, Аделия не испугалась…
Ее вообще перестали пугать детские сказки, пусть бородач и оказался похож на Черного Шака, огромного, черного и мохнатого.
— Кто вы такая? — осведомилось черное нечто, разгибая широкую спину над заставленным бутылками столом. — Каким образом пробрались в этот дом?
И Аделия, подойдя ближе, сказала:
— Ваша дверь оказалась открытой, я же — Аделия Айфорд, супруга вашего господина. И хотела бы поговорить…
Бенсон как будто на мгновение испугался, но в следующий миг тут же расслабился.
— У меня больше нет господина, — откликнулся с пьяной бравадой, — отныне я сам по себе. И говорить нам поэтому не о чем…
— Вы — управляющий Айфорд-мэнора, Бенсон, — возразила Аделия твердым тоном. — И должны предоставить отчет…
— Отчет?! — он позволил себе усмехнуться. — Простите меня, госпожа, но мне нечем порадовать вас: поместье разорено. Там сплошные долги… Вот весь отчет.
И Аделия посмотрела на мужчину в упор:
— Вы должны вернуться на свою должность, — сказала она. — Вы не имеете право самолично оставлять ее.
Бенсон, высокий, крупный мужчина с окладистой бородой, расправил широкие плечи.
— Я ни пенса не получил за последние несколько месяцев, госпожа. Все, что приходило в поместье, я отсылал либо в Лондон вашему мужу, либо покрывал его же долги в Тальботе и округе, — откликнулся он хриплым голосом. — Это было сложное время. Я бился за то, что заведомо невозможно спасти… И простите, если я не могу делать этого дальше: больно глядеть, как когда-то процветающее поместье превратилось в ничто.
И Бенсон, нащупав бутылку, приложился прямо к горлу.
— Но мне нужна ваша помощь, — почти прошептала она, с горечью осознав, что уговорить бывшего управляющего вернуться у нее скорее всего не получится.
Ей даже предложить ему нечего…
— Значит, вы не вернетесь? — спросила она.
И мужчина помотал головой.
— Простите меня, госпожа, но Бенсон туда ни ногой.
— Что ж, ваша воля. — Она покрутила на пальце ободок золотого колечка. Подарок отца. А потом стянула его и с решительным видом положила на стол подле Бенсона. — Это в уплату нашего долга за вашу службу, — сказала она. — Надеюсь, вы найдете место по сердцу!
И пошла к выходу.
От разочарования и обиды захотелось заплакать, но она, сцепив зубы, запретила себе эту слабость.
Госпожа Айфорд-мэнор не льет напрасные слезы…
Она берет себя в руки и двигается вперед.
7 глава
— Папа, а можно мне яблоко в карамели? — спросила девочка, подпрыгивая в седле. — Большое-большое.
— И яблоко в карамели, и все, что ты пожелаешь, маленькая принцесса, — отозвался мужчина с улыбкой.
— Тогда еще пони, как у Маргарет, шетлендского, с пушистой гривой. Я заплету ему много-много косичек и навяжу розовый бантик!
Коллум Шерман изобразил тяжелый наигранный вздох.
— Милая, твой пони ничем не хуже шетлендского, поверь. Просто тот много крупнее… Так и Маргарет, — он прикрыл рот рукою, — несколько больше.
Девочка понимающе улыбнулась.
— Маргарет толстая, — констатировала она и хихикнула.
Отец сделал большие глаза:
— Только самую малость… — И приложил палец к носу, призывая на эту тему не распространяться.
И в этот момент он заметил всадницу на дороге: знакомый наклон головы и плащ голубого оттенка. Он видел его только вчера…
Неужели это Аделия Айфорд?
Они с дочерью направлялись на ярмарку в Тальбот, девочке нравились ее нехитрые развлечения, и Шерман был рад порадовать дочь. Но то, что он встретит здесь госпожу Айфорд стало для него неожиданностью…
— Папа, подожди меня! — окликнула его Лора. — Мой пони не поспевает.
— Извини, милая.
Он придержал жеребца, продолжая следить глазами за всадницей на дороге… Ее плащ маячил далеко впереди, у городских ворот, и Шермана проняло любопытством: что она делает в Тальботе в первый же день по возвращении из столицы?
— Куда ты смотришь? — поинтересовалась у отца Лора. — Я тоже хочу это увидеть.
— Просто показалось, увидел знакомую.
— А какую?
Произносить имя вслух неожиданно не хотелось, хватало того, что мысленно он ни раз вспоминал девочку с перекошенным страхом лицом, которая ждала его в спальне в ту странную ночь, похожую на кошмар. Иногда ему начинало казаться, что те события ему просто приснились: отец, требующий седлать лошадей и отправляться с ним в мэнор, появление на свадебном торжестве и затребованное право первой брачной ночи, воспользоваться которым отец отправил его.
Он знал, что так будет, догадывался с самого начала: отец давно не спал с женщинами, был не способен из-за болезни. Но желание насолить бывшему другу оказалось сильнее собственного бессилия…
— Да так, ты не знаешь ее, — ответил, продолжая глядеть на дорогу.
Дочь с любопытством на него посмотрела… Верн Шерман частенько попрекал сына в «чрезмерной сентиментальности», говорил, что это нелепо, любить давно умершую женщину. Что здоровому телу нужна здоровая плоть…
Лора не понимала, что значит «чрезмерный сентиментализм», а уж про «здоровую плоть» не понимала подавно, но знала одно: отец грустит, когда остается один.
И это ее огорчало…
— Погляди, кукольное представление, — сказал ей отец, когда они проехали через ворота. И указал на детей, толпящихся у тележки кукольника… — Хотела бы посмотреть?