— Нет.
— Врете, — не поверила женщина, дотрагиваясь до него холодными пальцами.
Почувствовав её осторожные прикосновения к собственному уху, шеи, волосам, Никандр замер. Он не видел её лица, потому что его голова всё ещё была повернута набок, но чувствовал раздражение и злость. Правда, не испытывал из-за этого стыда, потому что одновременно с этим ощущал и её беспокойство за него. А это, в свою очередь, невероятно льстило ведь демонстрировало не безразличие королевы.
— В целом как себя чувствуете?
— Точно лучше вашего «недоеденного гостя из лаборатории», — весело ответил Никандр.
— Пытаемся неудачно шутить? — хмыкнула женщина, поворачивая его голову и заглядывая в глаза. — Это радует.
— Почему неудачно? Очень даже удачно. Я вас и видел, и разговаривал, и даже касался в отличие от бедняги. И помереть после этого не страшно.
— Не смешно, — уже не хмурясь, гораздо спокойнее заметила Ламия, — поэтому и неудачно. Голова не кружится? Не тошнит? Меня четко видите?
— Я отчетливо вижу беспокойство на вашем лице. Неужели я всё-таки прав, и вы ко мне неравнодушны? Ай! — возмутился, когда королева вновь повернула его голову набок, вдавливая щеку в грязь.
— Где аптечка? — как можно равнодушнее поинтересовалась она у Дараны. Та кивнула кому-то в толпе.
— А можно мне тоже плащик подложить? — поинтересовался Никандр, намекая на подстилку под коленом королевы и на своё нахождение в грязи.
— Он вам уже не поможет, — ответила Ламия, получая аптечку и начиная обрабатывать рану.
Пока Никандр с замиранием дыхания ловил каждое прикосновение королевы, та сосредоточенно сначала промывала и смазывала рану мазью, а затем аккуратно и старательно накладывала повязку, командуя и помогая ему приподнимать и опускать голову.
— Рана не серьёзная, царапина, — доложила она, ловя его довольную улыбку и встречаясь со взглядом, который он не сводил с неё в каком бы положении ни оказался во время лечения. — Но могут быть последствия из-за падения — всё-таки вы головой ударились. Если почувствуете головокружение, боль или тошноту, сразу скажите. Хорошо?
— Хорошо, — послушно подтвердил мужчина.
Королева осуждающе покачала головой.
— Я серьёзно. Последствия могут быть серьёзными. И лучше сразу начать лечение.
— Я понял, — также покладисто подтвердил король, не переставая улыбаться. Ламия закатила глаза.
— Встать можете?
— Если вы меня отпустите, — подтвердил он, а затем добавил: — Правда могу и так, но тогда вы окажитесь в грязи рядом со мной. Конечно, не постель, но тоже неплохо.
— Кажется, последствия всё-таки есть, — со вздохом ответила Ламия, передавая испачканный в грязи и крови платок, которым Дарана первоначально зажимала рану короля, владелице. — Вы отбили себе чувство юмора.
— Наоборот, я, кажется, начинаю понимать ваше, — заметил Никандр. Ламия убрала колено с живота и помогла ему сесть, уворачиваясь от испачканного в грязи бока короля и поднимаясь на ноги. — Теперь можно сказать, что я прошёл посвящение? Вы же спишете мою неловкость на проклятье?
— Неловкость? — переспросила Ламия. — Вас столкнул с холма дикий кабан, который непонятно откуда взялся.
— Ну да, неловкость. Я бы мог его завалить, но промахнулся и всадил кинжал мимо позвонка…
— Завалить? — снова переспросила Ламия. — Вы сумасшедший. Почему нельзя было просто отойти? Вас предупредили.
— Позорно сбежать от свиньи на глазах понравившейся женщины?
Ламия возмущенно вздохнула, намереваясь ответить ему что-то гневно, но затем устало покачала головой.
— Разбирайтесь с ним сами, — дала она распоряжение Даране и направилась прочь.
После ранения короля речи о продолжении охоты уже не шло, поэтому отряд вскоре собрался на поляне с лошадьми. Пока Ламия продолжала следить за состоянием Никандра, раздумывая о том позволить ему ехать верхом или лучше положить в повозку рядом с добычей, стражницы погрузили оленя, кабана и зайцев, а король всё-таки отстоял своё право быть пусть раненным, но победителем на коне.
Их возвращение в замок было триумфальным. И не только благодаря солидной добыче, но и виду отряда, состоящего из красивых, ухоженных женщин и одного мужчины, похожего на оборванца с дороги.
Перед встречающей их Рамилией Никандр предстал в грязных, местами мокрых штанах, без куртки, зато в пожелтевшей рубахе, с перебинтованной головой и чумазым лицом.
— Что случилось? — в ужасе спросила управляющая, подбегая к спешившейся на этот раз первой Ламии.
Та молча и угрюмо покачала головой, словно говорила: «Лучше не спрашивай».
— Боевое крещение, — весело ответил Никандр, спрыгивая на землю. — Мы теперь официально обручены проклятьем!
Рамилия перевела растерянный взгляд на Ламию.
— Вымойте его и пусть Олин осмотрит рану. Он головой ударился.
— Да, это заметно, — хмыкнула Рамилия тихо, чтобы слышала только Госпожа. Ламия одобрительно кивнула.
Тем временем к крыльцу замка подвели повозку, и управляющая увидела добычу охотников.
— Олень откуда? А это что такое волосатое? — ахнула она пораженно, зная, что охота для королевы не столько способ добыть что-то к ужину, сколько предлог, чтобы выбраться из замка.
— Пытался красоваться… — также тихо и осуждающе ответила королева, — горе-любовник…
— Это всё он подстрелил? Надо сказать, удачно пытался… — оценила добычу управляющая.
— Как бы там ни было, завтра на рассвете я желаю видеть его спящим… вернее, вообще не желаю видеть, — строго наказала Ламия. — Второй день подряд он не спит и путается у меня под ногами. Сделай с этим что-нибудь.
ГЛАВА 22. Веселящее вино
Сколько бы Ламия ни ворчала, ни раздражалась и ни злилась, а внимание мужчины ей нравилось. И замечал это не только Никандр, уличивший королеву в симпатии, но и Рамилия, и девушки из её свиты, которые редко видели улыбку Госпожи. Управляющую замком одновременно и радовал, и настораживал, и пугал интерес своей подопечной, поэтому она не знала, как себя вести и была в растерянности: продолжить оберегать Ламию от мужчины или не вмешиваться. В такой растерянности находились все слуги, которые привыкли к определенным предпочтениям Госпожи, которые раньше понимали её приказы с одного взгляда, а сейчас не знали, как поступить правильно, чтобы не вызвать гнев.
Особенно показательной в меняющихся предпочтениях Госпожи стала следующая ночь после охоты, когда Рамилия и служанки королевы несколько часов простояли в коридоре около покоев Госпожи, прислушиваясь к каждому шороху за дверями.
— Рамилия! — наконец, услышали они как Ламия зевнула и позвала их. Девушки, уставшие и прислонившиеся к стене, взволнованно встрепенулись.