Искупление - читать онлайн книгу. Автор: Леонид Левин cтр.№ 27

Советская таможня… Сколько о тебе говорено разного, правдивого и не очень, горького и справедливого, сколько сложено былей и небылиц, составлявших непередаваемый эмигрантский фольклор. Эх, Чоп, Брест, Шереметьево! Эти славные словечки щекотали нервы, заставляли чаще биться сердца. Занятные были деньки.

В кучках эмигрантов рождались легенды об экзотических таможнях, о том как некие Миша и Раечка предпочли самолету и поезду автомобиль Жигули с прицепчиком. Правда, ничего хорошего из этой авантюры не вышло и при досмотре их несчастный автомобильчик бдительные стражи границы разобрали практически на запасные части в поисках валюты и драгоценностей. После досмотра бедные романтики дальних дорог тянули свое транспортное средство через границу наподобие Репинских бурлаков. Промаявшись несколько дней им правда удалось запустить жигуленка, и дотянув кое как до Вены сбыть несчастый механизм по цене металлолома за несколько тысяч шиллингов.

Мы с дедом переглянулись. Шилинги это много или мало? Дед побывал в Австрии во время войны, штурмовал Вену, но о шиллингах успел подзабыть.

Впрочем поездка на автомобиле нам всё равно не светила и мы перебрались к другой группке, где взлохмаченный молодой человек в очках повествовал о том, что всё еврейское население его городка укатило прямиком в Вену на туристических автобусах Совавтотранса.

— Извините, уважаемый, — Вежливо перебила рассказчика аккуратненькая беленькая старушка заботливо уложенная родственниками на сборную туристическую раскладушечку. — Если это так хорошо, то почему все уехали автобусами, а вы таки летите самолетом?

— Ох, вей! Пока я собирался, решал, пока оформлял диссертацию… потом защищал ее. Наконец получил удостоверение кандидата наук… и решился ехать. Вы знаете, к тому времени уже не набралось евреев и на один автобус! Вот приходиться лететь…

— Не бойтесь, молодой человек. Я тоже лечу первый раз в жизни. — Сообщила старушка, счастливо откинувшись на подушку.

Мы протиснулись между грудами багажа дальше, для нашей семейки автобус оказался слишком велик. Да и вообще, интеллегентный, научно-технический Харьков традиционно отправлял космополитов в Вену через Шереметьево-2 под звуки веселеньких маршей в чистеньких вагонах фирменного поезда. Так уж получалось, что беглецам доставались всегда одни и те же номера купе в вагонах состава. Это являлось большим удобством как для бдительных и любопытных чекистов, так и ушлых московских привокзальных рэкетиров, сдиравших последние жировые накопления при перевозке страдальцев в аэропорт. Но что оставалось делать?

— Вы берите три купе, не меньше. — Наставляла нас пышная блондинка в кожанном пальто и оренбургском платке. — В одном будете ехать сами, а в других сложите чемоданы и запустите провожающих.

— Так может нас и провожать окажется некому… — Заикнулся было дед.

— Как так некому? У вас там, что все уже повыехали? Вы вот сейчас, в каком качестве сюда заявились? На экскурсию или помогать вещи тащить?

— Да, вообщем-то вы правы, мы — провожающие. — Признался дед.

— Ну вот, видите, следовательно найдутся люди, которые вас поедут проводить, покрутиться, посмотреть, набраться опыта, решимости. Все мы так — сначала провожали, теперь вот сами… — Она всхлипнула. — Какой я ремонт сделала! Если бы вы только знали. Какие деньги вложила, а зачем?

Мы её поняли и тоже грустно вздохнули. Под руководством неугомонной мамочки всё прошлое лето всей семьей белили, красили, клеили обои. Умудрились перекрасить даже ванну и газовую печку в абстрактный кровавокрасный цвет. Правда когда пришедшая в гости женщина-врач зашла помыть руки и упала от вида наполненной алой водой ванны в обморок мы дружно взялись и вновь отмыли эмаль растворителями до первозданного белоснежного состояния. А воду в ванне держали не нарошно, просто на случай отключения водопровода, без злого умысла. Красную газовую печку вскоре тоже пришлось менять и покупать новую, обычную. От жара патентованная краска пошла лущиться, и получилось будто пятнистое железное чудо переболело ветрянкой. Это было настолько страшное зрелище, что ЖЭК отказался даже принимать ее для сдачи в металлолом.

— Что, и вы тоже? — Затравленно спросила блондинка посмотрев на наши печальные лица. — Это же какое то наваждение. Только еврейская семья делает ремонт, как срывается с места и несется в дальние края все распродав и подхватив жалкие, набитые матрешками чемоданы… Дама жалобно всхлипнула и потянулась за носовым платком.

Так переходили мы от одной группки к другой и дед мусолил в руках знаменитую общую тетрадь, заведенную мамочкой еще до моего рождения, во времена первой, неудачной попытки вырваться за рубеж. Напутствуя нас перед поездкой она несколько раз строгим учительским голосом повторяла:

— Запомните, зарубите себе на носу. Вы едете не кататься, а по жизненно важному делу. Всё фиксируйте, записывайте. Не вздумайте потерять тетрадочку — в ней наше спасение, весь накопленный поколениями эмигрантов опыт. Внимательно следите за Фимочкой, смотрите, что и как он делает. Он умней нас, хотя бы потому, что уезжает, а мы все еще чухаемся.

Персонально для тебя, папа. Не кури в тамбуре и, убедительно прошу, не рассказывай политических анекдотов, а также своих фронтовых историй незнакомым людям. Курение вредно для здоровья. Ты уже не Геракл. Если не веришь — посмотри в зеркало, а нам таскать чемоданы до самой Америки. Политика — еще опаснее. Будет чертовски обидно, если ты, дорогой, на старости лет отправишься в бесплатное турне по Ленинским местам, а нам опять перекроют дорогу за бугор. Да… деньги держи в надежном месте… застегнутом на булавочку. Присматривай за ребенком… Последнее относилось ко мне…

Советская таможня, как и всё остальное в СССР было естественно самое — самое… Самое качественное, передовое, прогрессивное. Самое непредсказуемое. Один месяц она не пропускала колбасы и булочки, другой — лекарства, третий — книжек и словарей, почти наверняка не пропускали золото и серебро…

Но вдруг неожиданно оказывалось, что пропускают всё, но только половину. Наверняка ни одна таможня мира не обладала таким обширным, часто меняющимся сводом правил и уложений регламентирущих выскальзывание граждан за границу. Согласно полученной инструкции мы отправились утром на Ленинградский вокзал в здание Главного Таможенного Управления СССР. Наивные, мы мечтали ознакомиться с бюрократическим опусом и сделать выписки в заветную тетрадочку.

Дед втайне надеялся, что вежливый и корректный страж закона объяснит ему почему ветерану войны нельзя взять с собой старенькие мамины ложечки с семейными вензельками и папины столыпинские часы. Мне казалось, что втайне дед ещё не окончательно разуверился в доброте родной Советской власти и надеялся вырвать у чиновника герблёную бумажечку с положительным ответом… Наивный старый дедушка. Затравленная, злая, красноглазая тетка со сбившемся набок шиньеном на голове, сорванным голосом орала словно какаду одно и тоже слово Нельзя! И отсылала жаждущих истины к облепленному инструкциями коридорному щиту. Крепко взявшись за руки, чтобы не потеряться в людском водовороте, мы пробились к фанерному истукану и после часа головоломного чтения убедились, что кое-что действительно Можно.