Воображая город. Введение в теорию концептуализации - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Вахштайн cтр.№ 76

Страница

Но вернемся к социальной теории.

Как мы видим из приведенных примеров, фабрикация так же не связана напрямую с рефреймингом, как и транспонирование. Эксперимент Джошуа Белла не взламывает фрейм «скрипач в переходе метро», а всячески его поддерживает. Напротив, эксперименты Джона Дарли фабрикуют экстраординарные события (что, видимо, потребовало от психологов сотрудничества с по-настоящему хорошими актерами) – и нацелены на изучение эффектов рефрейминга. Аналогичному классу фабрикаций-рефреймингов принадлежат и знаменитые breaching experiments – эксперименты на разрушение фоновых ожиданий – Гарольда Гарфинкеля (от которых он впоследствии всячески открещивался).

Далее. Сами экспериментальные фабрикации представляют собой манипуляции с конкретными параметрами фреймирования событий взаимодействия, но их результаты часто трактуются в куда более широких, надситуативных категориях. К примеру, Стэнли Милгрэм (автор, вероятно, самого ситуационистского эксперимента за всю историю психологии [Милграм 2016]) интерпретирует результаты Дарли и Латанэ в категориях отчуждения, плотности социальных связей, пространственной и социальной близости, насыщенности и стрессогенности городской жизни. Его интерпретации куда ближе традиционной социологической логике объяснения – à la теория сообществ и классические построения Тённиса и Зиммеля – нежели ситуационизму самих Дарли и Латанэ. Это приводит к субстанциализации Большого Города в качестве универсальной причины человеческого поведения и сильно снижает объяснительную ценность «ситуации».

Росс и Нисбетт вынуждены аккуратно, не называя имен, атаковать собственного кумира – Стэнли Милгрэма – чтобы оградить достижения ситуационизма от городских макрообъяснений:

Даже если предметом фабрикации становится некоторое специфически городское событие, мы имеем дело с фабрикацией события, а не города. Ситуационисты в той же степени, что и социологи повседневности настаивают на микродеконструкции городской проблематики: город – это не пространство социальных связей, анонимности и стресса, город – это совокупность «сцен», конкретных контекстов и эпизодов взаимодействия «здесь и сейчас».

Третье наше соображение касается симметричности / асимметричности различения между фабрикацией и транспонированием. Гофман неслучайно относит их к одному типу событийных трансформаций. Однако каждый из приведенных выше примеров фабрикаций может быть рассмотрен также и как пример транспонирования. Событие «концертное исполнение» транспонируется в событие «игра в метро» (Белл намерено не изменил репертуар исполняемых произведений, хотя уличные музыканты предпочитают более популярные мелодии). Событие убийства Китти Дженовезе было транспонировано в событие социально-психологического эксперимента. И даже у эксперимента с семинаристами есть вполне конкретный мифологический прототип:

Тогда в чем разница между фабрикацией, скажем, Джошуа Белла и транспонированием Евромайдана на Малый Конюшенный мост?

Гофман бы ответил: Павленский никого не вводил в заблуждение. Он не пытался создать у прохожих ложного впечатления о происходящем. Тогда как Белл и Дарли эксплуатировали здравый смысл и фоновые ожидания испытуемых. Именно поэтому «в отличие от транспонирования фабрикация может быть разоблачена» [Гофман 2003: 146]. Евангельская притча, транспонированная на сцену театра «по законам искусства», трансформируется систематически, тогда как ее перевод в экспериментальную ситуацию – результат усилий нескольких фабрикаторов. Гофман так настаивает на критерии «введения в заблуждение», что в конечном итоге вынужден причислить к фабрикациям и случаи лунатизма: лунатик во сне сам себя обманывает, действуя сообразно вымышленным обстоятельствам.

Однако сложно отрицать (и Гофман этого не делает), что фабрикации постоянно паразитируют на транспонировании. Гамлет вставляет в пьесу «двенадцать – шестнадцать строк», чтобы воздействовать на совесть короля. Фабрикация встраивается в транспонированное взаимодействие (пьеса в пьесе), которое уже само встроено в транспонированную активность (пьесу о Гамлете). Отсюда гофмановский вывод: миры вымысла допускают куда большую свободу последующих трансформаций [там же: 252].

Гофман приводит примеры многослойных фабрикаций, для того чтобы проиллюстрировать другой эффект – эффект наслоения (layering). К примеру, демонстрация работы пылесоса коммивояжером – пример транспонирования. Но транспонирование открывает дорогу фабрикациям: коммивояжер в действительности может оказаться вором, а хозяйка может всерьез интересоваться техническими возможностями пылесоса лишь для того, чтобы обнадеженный коммивояжер пропылесосил все ковры в доме. Гофман пишет:

В фильме «Любовь и воровство» герой, бывший преступник, вышел на пенсию – у него появились легальная профессия, жена и прекрасная новая квартира. История началась с того, что однажды он открыл дверь подозрительного вида мужчине, который предложил ему купить дешевый подсвечник. Зная, что подсвечник явно украден, супружеская чета и продавец заключают между собой молчаливое соглашение против закона – ведут торг по поводу покупки вещи… Супруги уходят за деньгами, возвращаются и платят за подсвечник. Но в этот момент производится старая мошенническая операция: качественный подсвечник подменяется дешевкой. Герой фильма, сам профи в таких делах, разоблачает продавца. В результате все три действующих лица начинают говорить на одном языке, разделяющие их фабрикации устранены. Обнаруживается, что герой и продавец бывали в одних и тех же местах и имеют общих знакомых, получается, что, по сути, они свои люди. В дальнейшем разговоре герой сообщает собеседнику факты, порочащие его самого. После этого продавец получает возможность показать свое подлинное лицо и арестовывает героя. Оказывается, он детектив, а трюк с продажей подсвечника был всего лишь подставой… Отбрасывание маскировки было частью маскировки. Теперь, после того как продавец выступил в своей второй роли детектива, обманная комбинация действительно завершилась: мужчины оставили дом – наш герой, в наручниках, распрощался с женой. Однако, когда оба персонажа сели в автомобиль, оказалось, что продавец, он же мнимый детектив, – сообщник героя и весь этот хитроумный замысел был осуществлен только для того, чтобы герой смог удрать из дома [там же: 250].

Страница