Воображая город. Введение в теорию концептуализации | Виктор Вахштайн | страница 39 | LoveRead.ec

Для того чтобы социальное стало проблемой, нужно было, чтобы оно перестало быть аксиомой. Предметом исследования является лишь то, что не лежит в тени дотеоретических допущений. Чтобы Гоббс смог проблематизировать солидарное сосуществование людей, предположив наличие некоторого дообщественного и досоциального состояния, должна была ослабеть аристотелевская традиция мышления о социальности. В этой традиции человек есть «общественное животное», а солидарность индивидов врожденна, т. е. возводима к априорно присущей им человеческой природе. Так же и Альфред Шюц получает возможность проблематизировать общество, по мере того как теряет убедительность предложенная Э. Дюркгеймом логика мышления, в которой социальный порядок самодостаточен и может быть объяснен фактами социального же порядка. Гоббс, отказываясь от аристотелевской идеи априорной социальности, обращается к идее здравого разума (recto ratio), Шюц, заявляя о конституируемой природе социальности, обращается к повседневному миру здравого смысла. Впрочем, здесь нас интересует не сомнительное сходство двух этих концептов, а неожиданно повторяющийся сюжет обнаружения «социального как производного и достигаемого».

Идея производства социального порядка в локальных обстоятельствах повседневного взаимодействия сама по себе не очевидна. Ее делают очевидной (как одну из возможных конструируемых очевидностей) работы А. Шюца и тех, кто воспринял теоретическую логику его социологии повседневности. Благодаря этой новой созданной феноменологами очевидности Гарольд Гарфинкель и получает возможность постулировать непреходящую ценность повседневного мира для социологического исследования. Он пишет:

Знакомый мир здравого смысла, мир повседневной жизни, является предметом непреходящего интереса для любой дисциплины – и гуманитарной, и естественнонаучной. В общественных же науках и в особенности в социологии он, по сути, составляет основной предмет изучения. Он определяет саму проблематику социологии, входит в самое природу социологического отношения к действительности и странным образом охраняет свой суверенитет от претензий социологов на адекватное его объяснение [Гарфинкель 2002: 41].

Претензию на адекватное объяснение (точнее, описание) и выражает гарфинкелевская этнометодология, как проект исследования обыденных, рутинных, «естественно организованных» действий, конституирующих социальный порядок. Отсюда определение этнометодологии, предложенное соратником Гарфинкеля Э. Ливингстоном: «Этнометодология – это исследование производства социального порядка» [Livingston 1987: 12].

В каком отношении находятся этнометодология, естественным образом организованные повседневные действия и социальный порядок? Ливингстон пишет:

Этнометодологи исследуют практические действия и практические обоснования как деятельную работу по производству социального порядка. Большая часть моего исследования посвящена изучению конкретных упорядоченностей повседневного общества, я покажу, как эти упорядоченности и их доступные описанию свойства производятся на месте, in situ, некоей локальной когортой исполнителей. Центральным вопросом этнометодологической исследовательской программы является вопрос: что представляют собой наблюдаемые упорядоченности практических действий? [там же: 15].

И в то же время:

…аналитик сам безнадежно и непоправимо вовлечен в производство социального порядка; аналитик – это практический аналитик своих собственных практических действий [там же: 13].

Таким образом, отношения в обозначенном выше треугольнике «этнометодология – практические действия – социальный порядок» приобретают рекурсивный характер. Этнометодология есть исследование упорядоченных практических действий, производящих социальный порядок. Этнометодология есть производство социального порядка посредством упорядоченных практических действий. Этнометодология есть производство социального порядка посредством исследования упорядоченных практических действий упорядоченными практическими действиями. Здесь отношение «исследование/производство» так же рекурсивно как отношение «практические действия / социальный порядок».

Впрочем, проблема рекурсивности отношений потребует от нас более детального изучения; пока же зафиксируем: этнометодология возникает как результат развития послевоенной социологии, изначально в ней находит свое отражение основная интенция феноменологической традиции – проблематизация социального порядка и поиск его оснований в повседневном мире.

Такова историко-социологическая версия рождения этнометодологии. Это версия, идущая от истории идей, от описания интеллектуального контекста, от размещения исследуемого проекта в некоторой «традиции», «направлении», «программе», «аксиоматике». Это версия рождения этнометодологии как идеи среди других идей.

Собственная, этнометодологическая, версия появления этнометодологии выглядит принципиально иначе. Э. Ливингстон пишет:

В 1954 году юридический факультет Чикагского университета профинансировал изучение механизмов вынесения вердикта присяжными. Среди социологов, принимавших участие в исследовании, был Гарольд Гарфинкель. В ходе проекта в комнате присяжных исследователи установили микрофоны, так что все обсуждение записывалось. Для социологов главным в этом исследовании был вопрос: «Каким образом присяжные выносят свои решения?» <…> Так Гарфинкель наткнулся на новую проблемную область – область вездесущих и абсолютно неисследованных феноменов. В работах о том, как «должны» выноситься вердикты, или – несмотря на явное расхождение между теорией и наблюдаемыми практиками – как эти решения «на самом деле» выносятся, не было недостатка. Тем не менее присяжные использовали свои собственные методы. Эти методы были просто применяемыми методами; не «высоконаучными» методами, а обыденными, знакомыми, прозаичными методами и, по большей части, методами повседневного общения и обывательского теоретизирования. Сходным образом методы, применяемые социологами, – не декларируемые «научные» методы, а те реально применяемые ими техники, которые только и позволяют им выставлять «научные» методы в качестве правдоподобных описаний собственных рабочих практик, – это распознаваемые, знакомые, «грубые», неартикулированные методы, используемые социологами для достижения практических целей. Так родилась этнометодология… [там же: 1–3].

Пешеходы на нью-йоркском перекрестке и пассажиры московского метро – мы все теперь немного гарфинкелевские присяжные, производящие опознаваемые действия и использующие рутинные методы (этнометоды) наделения их смыслом. Город – такой же локально производимый «здесь и сейчас» социальный порядок. Теперь мы должны научиться видеть его не с крыши небоскреба, а в перспективе совместного коллективного производства видимых и распознаваемых феноменов городской жизни. Парадигматический сдвиг, предложенный этнометодолгами, – это сдвиг от урбанизированной повседневности (urban everyday life) к повседневной урбаничности (everyday urbanity).

Новая концептуализация предполагает различение как минимум трех элементов, на которых теперь должно быть сосредоточено наше внимание. И все эти элементы есть в наблюдении Ливингстона за нью-йоркскими пешеходами.

Воображая город. Введение в теорию концептуализации - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Вахштайн cтр.№ 39

Онлайн книга - Воображая город. Введение в теорию концептуализации | Автор книги - Виктор Вахштайн