Воображая город. Введение в теорию концептуализации | Виктор Вахштайн | страница 115 | LoveRead.ec

«Поворот к материальному – 1» (ПкМ-1) – куда более интригующее теоретическое предприятие. Он начинается как эмансипация объектов материального мира, высвобождение их из-под давления традиционных первичных реальностей социологической аксиоматики (см. рассмотренную во второй главе модель Вайса). Неслучайно, в основе ПкМ-1 лежат работы антропологов [Thompson 1979; Douglas, Isherwood 1996; Копытофф 2006; Appadurai 1986: 3–63], исторически менее расположенных к сильным социологическим объяснениям. ПкМ-1 – это социология вещей sui generis. Вещи должны получить свободу от социального, они больше не являются пассивным экраном, на который проецируются социальные смыслы, не служат подручными инструментами социальных фактов, не выступают видимым, но молчаливым свидетельством незримого социального порядка. Они должны анализироваться как условия возможности этого порядка, но сначала – получить свободу от привычных нам «первичных реальностей» (и особенно – от «социальных практик»).

Манифест «Поворота к материальному – 1» звучит в духе литературы киберпанка. И это не случайно. ПкМ-1 возвращает в социальную теорию эпистемические коды утопического воображения, изгнанные оттуда «поворотом к практике». В подтверждение своих слов далее я приведу цитату, представляющую собой компиляцию нескольких статей. Я намеренно соединил и смикшировал три текста, один из которых принадлежит перу научного фантаста, один – написан известным антропологом, один был опубликован за авторством трех социологов как предисловие к специальному выпуску журнала «Theory, Culture and Society». Четыре неравных фрагмента (один текст цитируется дважды). Читателю предлагается отделить их друг от друга – попытаться собственноручно провести границы между научно-фантастическими и научными нарративами:

Взаимопроникновение стало главным источником культурной энергии нашего десятилетия. Ранее существовал традиционный, огромный культурный разрыв между естественными и гуманитарными науками: пропасть между художественной культурой, формальным миром искусства и политики, научной культурой, сферой машиностроения и промышленности. Но стены пропасти крошатся и осыпаются. Техническая культура вышла из-под контроля. Современный научный прогресс настолько разительный, тревожный, возмутительный и революционный, что его уже не сдержать. Он массированно вторгается в культуру; он – агрессивный захватчик; он везде. В виде товаров, машин, коммуникационных технологий, продуктов питания, произведений искусства, городских территорий… появляется новый мир материальностей и объектностей. Разговаривая с разумными машинами, модифицируя свое тело посредством технологий протезирования и генной инженерии, срастаясь с мобильными телефонами, блуждая в виртуальном пространстве, воплощая фантазии робототехники, мы смешиваем собственную человеческую сущность с активными и деятельными объектами в завораживающей, но приводящей в замешательство манере. Тела стали киборгами – кибернетическими организмами – состоящими из гибридного техно-органического материала… биологические тела превратились в кибернетические системы коммуникации: протезы конечностей, электросхемы-имплантаты, пластическая хирургия, генетическая модификация. Еще мощнее звучит тема вмешательства в человеческий разум: интерфейс мозг-компьютер, искусственный интеллект, нейрохимия – техника дает новое, радикальное определение человеческой природе.

Всего трем из двух десятков коллег, которым я предложил решить эту задачу, удалось угадать границы двух фрагментов из четырех. Подавляющее большинство (даже если они верно проводили хотя бы одну границу между фрагментами) неизменно атрибутировали текст фантастического манифеста социологам, а авторство социологического манифеста – фантасту.

Раскроем карты:

Брюс Стерлинг, «Манфест киберпанков» (предисловие к сборнику фантастических рассказов «Зеркальные очки»):

Взаимопроникновение стало главным источником культурной энергии нашего десятилетия. Работы киберпанков идут параллельно с поп-культурой 80‐х: с рок-видеоклипами, с хакерским подпольем, с режущей слух уличной техникой хип-хопа и скретчами, с синт-роком Лондона и Токио. Этот феномен, эта динамика всемирна; киберпанк – ее литературное воплощение. В другое время такая комбинация могла бы показаться искусственной и чрезмерной. Существовал традиционный, огромный культурный разрыв между естественными и гуманитарными науками: пропасть между художественной культурой, формальным миром искусства и политики, научной культурой, сферой машиностроения и промышленности. Но стены пропасти крошатся и осыпаются. Техническая культура вышла из-под контроля. Современный научный прогресс настолько разительный, тревожный, возмутительный и революционный, что его уже не сдержать. Он массированно вторгается в культуру; он – агрессивный захватчик; он везде. Традиционная силовая структура, устоявшиеся организации, ведомства, институты потеряли контроль над темпом перемен [Стерлинг 2014].

Дик Пелс, Кевин Хезернгтон, Фредерик Ванденберге, «Статус объекта: перформативности, медиации и техники» (предисловие к специальному выпуску «Theory, Culture and Society»):

Объекты вновь возвращаются в современную социальную теорию. В виде товаров, машин, коммуникационных технологий, продуктов питания, произведений искусства, городских территорий… появляется новый мир материальностей и объектностей. Разговаривая с разумными машинами, модифицируя свое тело посредством технологий протезирования и генной инженерии, срастаясь с мобильными телефонами, блуждая в виртуальном пространстве, воплощая фантазии робототехники, мы смешиваем собственную человеческую сущность с активными и деятельными объектами в завораживающей, но приводящей в замешательство манере [Pels, Hetherington, Vandenberghe 2002].

Донна Харауэй, «Биополитика постсовременных тел: конституирование „Я“ в дискурсе иммунных систем»:

Тела стали киборгами – кибернетическими организмами – состоящими из гибридного техно-органического материала… В 1950‐х годах биологические тела превратились в кибернетические системы коммуникации, но еще не были в полной мере реконституированы как области «различия» в пост-современном значении [Haraway 1991]⁴⁴.

И вновь фантаст Брюс Стерлинг:

В киберпанке есть несколько центральных тем. Тема вмешательства в человеческий организм: протезы конечностей, электросхемы-имплантаты, пластическая хирургия, генетическая модификация. Еще мощнее звучит тема вмешательства в человеческий разум: интерфейс мозг-компьютер, искусственный интеллект, нейрохимия – техника дает новое, радикальное определение человеческой природе, природе личности.

ПкМ-1 – довольно дорогое приобретение. Поскольку речь уже не идет о простой реконцептуализации вещей (с чего начинается эпистемическая эмансипация материальности) – нам придется отказаться от множества социологических интуиций, метафор и понятий. Например, от дурной привычки использовать «повседневные практики» в качестве универсального дескриптора и общего знаменателя изучаемого нами мира. Больше нет практик и их объектов – есть объекты и их практики.

Воображая город. Введение в теорию концептуализации - читать онлайн книгу. Автор: Виктор Вахштайн cтр.№ 115

Онлайн книга - Воображая город. Введение в теорию концептуализации | Автор книги - Виктор Вахштайн