— Мы приближаемся к разгадке, — согласно кивнул Чеймберс.
Люди — поверхностные, простые создания, а красота это всего лишь инструмент для того, чтобы эксплуатировать фундаментальный изъян — вписываться в определенную группу, давать обманчивое впечатление о себе, привлекать подходящую пару — животное поведение в своей самой примитивной форме, и Роберт Коутс понимал эту концепцию лучше других.
Если нескладный и неловкий университетский профессор мог лишь отвадить большинство от близкого знакомства в ситуациях, где внимание было неизбежно, то привлекательный и очаровательный незнакомец с легкостью заводил новых друзей среди тех, кто хочет быть с ним, кто хочет быть похожим на него, при этом оставляя долгоиграющее впечатление.
Но ни один из них не подходил в этот день. В этот день он собирался горбиться и шаркать, будто на него давит груз всего мира. Он намеревался улыбаться с надеждой каждому, кто взглянет ему в глаза, словно говоря: «ради бога, позвольте мне разгрузить часть моих проблем на вас», и глядеть, как они отступают от него. Он сбрил щетину, так удачно оттенявшую его подбородок, и выбрал свою самую землистую одежду — радугу бежевых и коричневых оттенков, которая придавала ему сходство с глыбой камня, когда он прекращал двигаться.
Потому что в этот день ему нужно было стать невидимым.
Чеймберс со щелчком вернул колпачок на ручку и повернулся к Элоизе:
— Расскажите нам о «Венере Милосской».
Снова одетая в заляпанную краской рубашку, она встала, проводя презентацию, которую готовила все утро:
— «Венера Милосская» это мраморная скульптура, приписываемая Александросу Антиохийскому и датируемая примерно 100 годом до нашей эры. Она больше натурального размера и выставлена в Лувре, в Париже.
Ободряюще улыбаясь ей, Винтер нацарапал подробные заметки по ее введению, которое, и это не мог бы отрицать даже самый проницательный детектив, было абсолютно бесполезным для их расследования.
— Ее также именуют «Афродитой Милосской».
— Афродитой? — переспросил Чеймберс.
— Богиня любви и красоты, — кивнула Элоиза.
— Поэтому мы знаем, что это должны быть вы, — сказал Винтер, заставляя Чеймберса и Маршалл обернуться на него. — Я имею в виду, почему мы думаем, что он вас так себе представляет, — быстро добавил он, еще сильнее краснея.
На лице Элоизы расцвела застенчивая улыбка.
Маршалл закатила глаза.
Чеймберс покачал головой.
Они оба повернулись обратно к девушке.
— Так это Афродита или Венера? — спросил Чеймберс.
— Обе, — ответила Элоиза. — Афродита — греческая богиня. Венера — римская. Одна богиня, разные имена. Но, конечно же, это искусство и существуют разные интерпретации. Некоторые, включая Роберта, вообще верят, что это не Афродита, но Амфитрита, сбежавшая в Атлас на другой конец света, когда Посейдон попросил ее руки.
— Схоже с тем, как вы отвергали предложения Коутса, — сказала Маршалл, теперь понимая, почему Элоиза даже не сомневалась, что статуя была отражением ее в его жизни.
— Именно.
— Логично, — подытожил Чеймберс, снова снимая крышку с ручки, чтобы записать имя следующей в списке статуи. — Тогда двигаемся дальше: «Психея, оживленная поцелуем Амура».
Опустив глаза в пол, оставив волосы неприглаженными в неприметной прическе, держа скромный букетик цветов, представляющий собой собрание блеклых приглушенных тонов, Роберт Коутс расхаживал по коридорам больницы королевы Елизаветы незамеченным. Его рюкзак оказался намного тяжелее, чем он ожидал. Закидывая его обратно на плечо, он с интересом наблюдал за приближением двух невыспавшихся санитаров и подслушал кусочек их разговора, когда они проходили мимо:
— …уже опаздываю. Серьезно, если я пропущу этот поезд, она меня убъет. Ты не против отнести это с…
Коутс повернул обратно и следовал за ними до тех пор, когда они уже дошли до двери с надписью «Только для персонала». Там он остановился и, читая доску объявлений, незаметно наблюдал, как они вбивают четырехзначный код, прежде чем скрыться внутри…
Перехватив тяжелую дверь до того, как она закрылась, он вошел в раздевалки и по диалогу понял, что разговорчивый мужчина уже снимает свой белый рабочий костюм, готовясь уйти. Крадясь сквозь лабиринт шкафчиков, Коутс снова уловил разговор:
— Худший… стриптиз… во Вселенной! — засмеялся новый голос, когда пара брюк невыразительно приземлилась на пол. — Иди! Иди! Поторопись!
Шлепанье босых ног по плитке сменилось шипением ожившего душа.
Опустив рюкзак на пол, Коутс прошел до конца следующего ряда, затаившись в нескольких дюймах от мужчины вне его поля зрения, где из-за угла он мог разглядеть, как тот вешает одежду в шкафчик.
— Черт!
Лязг чего-то, упавшего на плитку, эхом разнесся по раздевалке.
Чувствуя, что это его шанс, Коутс вышел из укрытия, но мужчина стоял на коленях и шарил рукой под скамейкой, заваленной одеждой, не замечая его.
Он начал беззвучно приближаться…
— История такова, что однажды давным-давно в великом городе, название которого давно затерялось во времени, жили три принцессы, младшую из которых звали Психеей, и поговаривали, что красотой она может сравниться с Венерой. Но вот незадача — этот комплимент не очень нравился самой богине. Из зависти Венера отправила своего сына, Купидона, выстрелить в принцессу одной из его стрел, коварно планируя заставить ее влюбиться в какое-то уродливое чудовище. Купидон однако в процессе случайно поцарапался сам, отчего безумно влюбился в первую увиденную девушку, которой, конечно же, оказалась Психея.
Бла. Бла. Бла. Что-то о полезном муравье, золотых овцах и ситуации с заложницей у невидимого любовника. Все это становится слегка странным в середине, пока дело не доходит до сцены, представленной скульптурой, где Венера требует, чтобы Психея отправилась в Подземное царство с флягой и раздобыла частичку красоты у Прозерпины.
Успешно выполнив задание, Психея вернулась на землю, но ее охватило жгучее любопытство. Игнорируя все данные ей предупреждения, она приподняла крышку и заглянула внутрь — фляга оказалась наполненной не красотой, но Ночью Стикса, которая погрузила ее в глубокий и долгий сон, пока ее не обнаружил Купидон, заключивший ее в объятия и ожививший одним уколом своей стрелы.
Наконец-то освободившись из-под власти Венеры, Психея обретает бессмертие, чтобы они с Купидоном могли пожениться и провести вместе вечность.
Завернувшись в полотенце, опаздывающий санитар вышел из душевой как раз вовремя, чтобы увидеть, как его коллега достает флакон дезодоранта из-под скамьи.