– Уже догадалась. Это яйца. Зачем тебе так много?
– Ем сколько хочу, остальные продаю или дарю друзьям.
Она сморщила нос.
– Какие грязные. Что с ними случилось? Некоторое время он смотрел на нее с недоумением, потом громко расхохотался.
– Ты прекрасна, Шаннон Бодин! Неповторима!
– Я задала глупый вопрос, да? Но их ведь можно помыть?
Он поставил корзину с яйцами под кран, и только тогда она сообразила, что они взяты не из магазина, а прямо из-под кур. И еще ее осенило, что из них можно приготовить омлет. Только одно обстоятельство вызывало некоторое беспокойство.
– Ты уверен, – озабоченно спросила она, – что в них просто белок и желток, а не маленькие цыплята?
Он скосил на нее глаза – не шутит ли она таким образом, но, убедившись в полной ее серьезности, ответил:
– Послушай каждое яйцо. Если оно не пищит, значит, все в порядке.
Она уловила иронию, но не стала вдаваться в подробности, а деловито поинтересовалась:
– Как тебе их приготовить?
– Как хочешь. Я не привередливый. Ох, ты и чай заварила!
– Я не нашла кофе.
– Куплю сегодня в деревне. Пахнет потрясающе!
Она накрыла стол на двоих, и эти простые действия вызвали у него восхищение. Как она прекрасна! Везде – и в постели, и на кухне. Как же он не догадался нарвать для нее полевых цветов!
– Я не знала, что колбаса может быть такой вкусной, – сказала Шаннон, уписывая ее за обе щеки. – Обычно я ее не ем.
– Миссис Финн только недавно сделала ее.
– Сделала?
– А ты думала, колбаса растет на дереве? На днях они закололи свинью… Что с тобой? Она отодвинула тарелку.
– Я… не очень приятно, когда слышишь об этом.
– Ну конечно. Я не подумал. Ты же не привыкла. – Мерфи смущенно улыбнулся.
– Я чуть не заплакала недавно, когда услышала разговор Брианны с каким-то парнем из деревни о весенних ягнятах. И что с ними делают.
– Но ведь это в порядке вещей. Так было и будет.
– Я понимаю. Но, когда сталкиваешься так близко…
Мерфи улыбнулся.
– Том Конкеннан был таким же, как ты, хотя он и родился фермером. Куры у него умирали от старости, а не подавались к столу, когда были еще молодыми и в соку. То же и с коровами. В нем билось чересчур жалостливое сердце.
– Да, я слышала историю с кроликами. Как он выпустил их всех на волю, – кивнула головой Шаннон.
– О, это было зрелище! Мегги видела. Он не был создан для того, чтобы делать деньги. Что там делать! Даже просто зарабатывать. Зато был полон фантастических планов и душою чист, как ребенок.
– Ты любил его?
– Еще как! Он не походил на моего отца, не мог, наверное, считаться образцом для подражания. Но с моих четырнадцати лет он стал для меня вторым отцом. Утешал – это он умел, – когда мне было плохо, ходил со мной по окрестностям, развлекал, учил уму-разуму. По-своему, конечно. Он здорово отличался от многих других здесь, но его все любили. За чистую душу, за широкую натуру. – Мерфи усмехнулся, что-то вспомнив. – Когда я в первый раз напился, он держал мне голову, пока мне было плохо. А когда я в первый раз узнал женщину и…
Он внезапно замолчал, углубился в еду. Шаннон подняла на него глаза.
– Что же ты замолчал? Что произошло, когда ты впервые познал женщину?
– Ничего интересного. Как обычно. Очень вкусный завтрак, Шаннон.
– Не увиливай. Сколько тебе тогда было лет? Он страдальчески посмотрел на нее.
– Неужели нужно разговаривать о таких вещах с той, которая только что приготовила мне завтрак?
– Заячья душа!
– Может быть.
Он набил полный рот еды.
– Не бойся, Мерфи. К черту подробности! Расскажи только, о чем Томас Конкеннан… мой отец… говорил тогда с тобой.
– После… – Мерфи с облегчением проглотил остатки пищи. – После того, как это произошло со мной, я, конечно, испытывал гордость. Ну, ведь стал настоящим мужчиной. И в то же время мне было неловко, я боялся, так как знал, что от этого бывают дети. И вот сижу я на ограде в поле и размышляю. И одна моя половина рвется продолжать начатое, а другая – смертельно боится, что про это узнают взрослые и с девушкой что-нибудь такое случится.
– Мерфи, ты так хорошо рассказываешь! Тебе надо быть писателем. Во всяком случае, ты был бы не хуже Грея.
– Только не говори ему про это. Он убьет меня раньше, чем я напишу хотя бы одну строчку.
– Продолжай, пожалуйста.
Забыв о своих чувствах по отношению к убиенным животным, Шаннон подцепила вилкой изрядный кусок колбасы и с удовольствием положила в рот.
Мерфи начал рассказывать дальше:
– В общем, сижу я на камне и думаю обо всем этом, и тут появляется Том. Он садится рядом и молчит какое-то время. И глядит вдаль на всю нашу красоту. А потом обнимает меня за плечи и говорит. Стал мужчиной, говорит, и прекрасно. Поздравляю. Ну, ну, я же вижу, парень, по твоему лицу, о чем ты думаешь и что у тебя произошло. Только гордись, да не зарывайся. Оттого, что овладел девушкой, ты еще не стал настоящим представителем сильного пола. Так что будь готов нести ответственность, как и полагается мужчине.
Мерфи покачал головой, как если бы снова сидел на ограде рядом с Томом Конкеннаном и готовился ответить ему. Но вместо этого сделал несколько глотков чаю.
– Как и положено мужчине, – повторила Шаннон, удивляясь, почему ей так интересна эта, в общем-то, обычная история. – Ну и что дальше?
Голос Мерфи чуть дрогнул, когда он заговорил вновь.
– Мне вдруг сделалось страшно. Я представил, что должен жениться на ней, а мне только семнадцать, и я люблю ее не больше, чем она меня, оба мы не влюблены друг в друга, а так. Молодость, любопытство.
Я сказал это Тому, и он кивнул. Просто кивнул и не стал ругать меня или поучать. Мне казалось, я даже понимаю его молчание. А потом он все-таки заговорил.
Не стал утешать меня, а сказал, если бог и судьба будут ко мне милостивы и все обойдется, то мне стоит запомнить на всю оставшуюся жизнь этот знак. И в следующий раз, говорил он, – а следующий раз непременно будет, потому что мужчина, ступив на эту удивительную тропу, уже не сойдет с нее, – так вот, в следующий раз, говорил он, ты проявишь большую осторожность, а вернее, бережность и заботливость. Женщина, говорил он, лучшее, что есть в жизни мужчины. А женщина любимая, если нашел ее, согреет твою жизнь лучше, чем солнце. Не упусти ее, Мерфи, говорил он, пока идешь по дороге, видишь и нюхаешь цветы, что встречаются на пути; не срывай их без надобности, не повреди стебли и лепестки. И даже если в твоей любви больше доброты, чем постоянства, – все равно, ты найдешь свой цветок, заслужишь его. Так он говорил, – закончил Мерфи, – и смотри, как мне запомнились его слова.