XIV
Нуармутье миновали на исходе ночи, с последними порывами бриза. Серый рассвет принес безветрие. Легкая туманная дымка клочьями плыла над морем, чтобы растаять с первыми лучами солнца. Хорнблауэр глядел вокруг, видя постепенно проступающие подробности. Каторжники спали вповалку, сбившись для тепла в плотную кучу, Браун сидел рядом на корточках, подперев рукой подбородок. Буш стоял у румпеля, и по нему нельзя было сказать, устал ли он после бессонной ночи; румпель он прижимал к боку, а деревянную ногу для устойчивости продел в рымболт. Лоцман обвис на привязанных к поручню веревках: лицо его, круглое и розовое вчера, осунулось от усталости и боли.
Слегка содрогнувшись от отвращения, Хорнблауэр разрезал веревки.
— Я держу обещания, — сказал он, но лоцман только повалился на палубу. Лицо его исказила боль, и через минуту он взвыл: начало восстанавливаться кровообращение.
Грот захлопал, и грота-гик со стуком пошел назад.
— Не могу держать курс, сэр, — сказал Буш.
— Очень хорошо, — отозвался Хорнблауэр.
Этого следовало ждать. Легкий ночной ветер, который вынес их из устья, на заре должен был улечься. Однако, додержись он лишних полчаса, они сделали бы еще пару миль и были бы сейчас в относительной безопасности. Налево лежал Нуармутье, материк остался за кормой, сквозь рваную дымку проступали исполинские очертания семафорной станции на берегу — когда-то Хорнблауэр по приказу Пелью сжег очень похожую. С тех времен гарнизоны на островах усилили, подкрепили большими пушками, и все из-за непрекращающихся английских набегов.
Хорнблауэр на глаз прикинул расстояние до Нуармутье — пока они вне досягаемости для больших пушек, но отлив несет их к островам. Мало того, насколько он помнил характер здешних отливных течений, их может вынести в залив Бернеф.
— Браун! — резко позвал Хорнблауэр. — Разбуди их, и пускай гребут.
Рядом с каждой пушкой было по уключине, всего шесть с каждого борта. Браун погнал заспанную команду по местам и показал, как укрепить большие весла, связанные за вальки тросом.
— Раз, два, взяли! — скомандовал он.
Они налегли на весла, лопасти бесполезно вспенили гладкую воду.
— Раз, два, взяли! Раз, два, взяли!
Браун так и кипел энергией, он размахивал руками, перебегал от гребца к гребцу, всем телом показывая, как нужно двигаться. Постепенно тендер набирал скорость.
— Раз, два, взяли!
Браун командовал по-английски, но это было не важно, так выразительно двигалось его мощное тело.
— Навались!
Каторжники уперлись ногами в палубу. Энтузиазм Брауна передался им — кто-то, откидываясь назад с веслом, хрипло выкрикнул «ура!». Тендер заметно продвигался вперед. Буш повернул румпель, убедился, что «Волшебница» слушается руля, и вновь выровнял ее на курсе. Под перестук блоков она вздымалась и падала на волнах.
Хорнблауэр перевел взгляд с гребцов на маслянистое море. Если б им повезло, они бы встретили недалеко от берега корабль блокадной эскадры, — дразня Бонапарта, те нередко подходили к самым островам. Однако сегодня не видно было ни паруса. Хорнблауэр разглядывал мрачные склоны острова, ища признаки жизни. Тут исполинская виселица семафора ожила, крылья поползли вверх и застыли, словно по стойке «смирно». Хорнблауэр догадался, что телеграфист сигналит о готовности принять сообщение от невидимой семафорной станции дальше на материке. Он почти наверняка знал, что это будет за сообщение. Крылья судорожно задвигались в синем небе, передавая короткую ответную фразу, остановились ненадолго, потом повернули к Хорнблауэру — до того он видел их почти в профиль. Он машинально взглянул на Нуармутье. Крошечный флаг пополз вниз по флагштоку и вновь поднялся, подтверждая, что сигнал замечен и на острове готовы принять сообщение с берега. Крылья семафора закрутились, после каждой фразы флаг утвердительно шел вниз.
У основания флагштока возник белый дымок, быстро округлившийся в шар; ядро запрыгало над водой, оставив по себе четыре фонтанчика брызг, послышался грохот. До ближайшего фонтанчика было не меньше полумили, так что тендер пока оставался вне досягаемости.
— Пусть пошевеливаются, — крикнул Хорнблауэр Брауну.
Он догадывался, что последует дальше. На веслах тендер делает меньше мили в час, значит весь день они будут в опасности, если только не задует ветер. Он напряженно вглядывался в морскую поверхность, в яркую голубизну утреннего неба, но не видел и намека на приближающийся бриз. С минуты на минуту вдогонку им устремятся лодки, полные вооруженными людьми, — а лодки пойдут на веслах куда быстрее тендера. В каждой будет человек по пятьдесят и, вероятно, пушка. Три человека с сомнительной помощью десятка каторжников не смогут им противостоять.
— Нет, я смогу, черт побери, — сказал Хорнблауэр себе.
Он уже начал действовать, когда из-за острова появились лодки, крохотные черные точки на водной глади. Видимо, гарнизон подняли и посадили на весла сразу, как пришло сообщение с берега.
— Навались! — орал Браун.
Весла стонали в уключинах, тендер раскачивался. Хорнблауэр снял найтовы с кормовой шестифунтовки левого борта. Ядра он нашел в ящике под ограждением, но пороха там не оказалось.
— Не давай им расслабляться, Браун, — сказал Хорнблауэр, — и присмотри за лоцманом.
— Есть, сэр, — отозвался Браун.
Он протянул крепкую ручищу и схватил лоцмана за ворот. Хорнблауэр юркнул в каюту. Один из пленников выкатился к основанию трапа — Хорнблауэр в спешке наступил на него. Выругавшись, он оттащил связанное тело с прохода; как и следовало ожидать, здесь оказался люк в кладовую под ахтерпиком. Хорнблауэр рывком открыл люк и нырнул вниз. Там было темно, только немного солнца проникало через световой люк в каюту и дальше через открытый входной люк. Хорнблауэр раза два споткнулся о наваленные на палубе припасы. Он взял себя в руки: торопиться надо, но паниковать ни к чему. Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте. Над головой слышался голос Брауна и скрип весел. В переборке перед собой Хорнблауэр увидел, что искал: низкую дверь со стеклянным окошком. За ней должен быть пороховой погреб: артиллерист обычно работает при свете фонаря, который горит снаружи.
Обливаясь потом от волнения и усилий, Хорнблауэр раскидал с прохода наваленные припасы и распахнул дверь. Шаря руками в тесном помещении, согнувшись почти вдвое, нащупал четыре пороховых бочонка. Под ногами скрипел порох — от любого его движения может возникнуть искра, и весь корабль взлетит на воздух. Похоже на французов — так неосторожно просыпать на палубу взрывчатое вещество. Он облегченно вздохнул, нащупав пальцами бумажные оболочки картузов. Готовых зарядов могло и не оказаться, а ему совсем не улыбалось отмерять порох черпаком. Нагрузившись картузами, он поднялся в каюту, а оттуда на палубу, в ясный солнечный свет.
Преследователи нагоняли: это были уже не черные точки, но действительно лодки. Похожие на жуков, они ползли к тендеру — три лодки, все более и более близкие. Хорнблауэр положил картузы на палубу. Сердце колотилось и от натуги, и от волнения; чем настойчивее он старался взять себя в руки, тем меньше было от этого толку. Одно дело — планировать и направлять, говорить «поди туда» или «сделай это», и совсем другое — полагаться на сноровистость пальцев и меткость глаза.