Психология древнегреческого мифа - читать онлайн книгу. Автор: Фаддей Францевич Зелинский cтр.№ 61

В ожидании прихода Форбанта Эдип терзается сомнениями. А что, если Тиресий был прав? А что, если Лаия убил он? Лаия, царя, первого мужа своей жены – о прочих ужасах он пока не думает: он ведь сын Полиба и Меропы… Любящей душе Иокасты его муки невыносимы; она выходит помолиться Аполлону.

Молитва как будто услышана: является чужестранец, вестник из Коринфа. Эдип избран царем этого города. – Как? А Полиб? – Умер. – Умер? Естественной смертью? Он, которого, по оракулу, должен был убить его сын, Эдип, он, ради которого его сын столько лет чуждался своей родины? Где вы, вещания богов?..

…Опять приподнимем завесу. Этот вестник – Евфорб. Вполне понятно, почему именно он принес известие: для него выгодно, чтобы новый коринфский царь вернулся в свое царство, которым он обязан ему, Евфорбу. Знать важную тайну бывает полезно… когда это не бывает опасно.

Известие передают Эдипу; он потрясен, потрясен вдвойне. Жаль старого отца, который его так любил; но все же одной обузой стало меньше. Только одно: страшный оракул о матери еще не опровергнут. Вернуться в Коринф? Нет, нет; при ее жизни – нет.

Евфорб озадачен: «Не вернешься в Коринф? Из-за оракула? О ком? О Меропе?» – «Ну да, о матери, о Меропе». – «Только-то всего? Так знай же, мой сын: Меропа тебе вовсе не мать». – «Как не мать?» – «И Меропа не мать, и Полиб не отец. Они приняли тебя от меня; а я тебя нашел на Кифероне, то есть, собственно, не нашел, а получил от здешнего, от фиванского пастуха; а кто он такой, это вы, здешние, лучше моего знаете».

Все это Евфорб говорит Эдипу; Иокаста его слышит, она одна понимает все. Да, сомнений нет: этот ее младенец, что был отнесен в ущелье Киферона, – это Эдип; он – и сын Лаия, и его убийца; и сын ее, и муж. С этим сознанием ей жить долее невозможно, – но пусть хоть он не узнает ничего! Довольно того, что несчастна она. – Но Эдип не согласен оставаться в неизвестности: он ждет Форбанта, в котором он признал того пастуха, что отдал его когда-то Евфорбу.

Тем временем Иокаста бросается в отчаянии в свой терем к своему ларцу. Она ищет, ищет… чего? А, вот оно, ожерелье Гармонии, роковой убор фиванских цариц! Нет, тебя не надо, ты уже сделало свое дело. Нужно другое – вот этот пояс: он и тонок и крепок…

О том, что случилось далее, вся Эллада во все времена рассказывала с ужасом. Эдип у трупа повесившейся Иокасты… ее золотая пряжка в его руке… Проклятье вам, мои глаза, не видевшие того, что следовало видеть! – Вытекли глаза страдальца под золотой иглой, пошел он, слепой, искать вечного отдыха в ущелье Киферона.

Было в Аттике, в афинском предместье Колоне, красивое преданье. Рассказывали, что туда явился однажды слепец, ведомый молодой девой; это были Эдип и его дочь Антигона. Узнав, что он случайно забрел в рощу Эриний, своих страшных гонительниц, он уже не пожелал ее покинуть: в ней Аполлон предвещал ему упокоение. И кончина его была чудесна: земля заживо приняла его в свое лоно, и он живет в ней поныне, как благой дух-хранитель приютившей его страны.

После ухода Эдипа фиванский престол вторично занял Креонт, как представитель страны за малолетних его сыновей, Полиника и Этеокла; но когда они выросли, он передал им власть. Недолго жили они в мире: Этеокл, более деятельный и ловкий, изгнал своего старшего брата; тот, чувствуя себя обиженным, обратился за помощью к аргосскому царю Адрасту. Адраст стоял как раз станом перед своим городом; Полиник перед входом в стан встретился с другим таким же странником, таким же изганником, как и он сам; дело было ночью, и у них естественно возникла ссора, а за нею и поединок. Царская стража их разняла: словно дикие звери дерутся из-за логова! Доложили царю. Царь к ним вышел; признав обоих царевичей – другой был знакомый нам уже Тидей, брат Мелеагра и Деяниры, изгнанный из Этолии врагами своего отца, – он вспомнил об оракуле, советовавшем ему выдать своих дочерей за вепря и льва. Он их принял гостеприимно и женил на своих дочерях. Но конечно, не для того, чтобы они всю жизнь ели его хлеб как изгнанники: он хотел упрочить их власть, чтобы они стали затем для него драгоценными союзниками. Он решил сначала вернуть Полинику фиванский, а затем Тидею – калидонский престол.

Этот Адраст был внук того Бианта, о счастливой женитьбе которого я рассказывал вам раньше; его сестра Эрифила была выдана за Амфиарая, царственного пророка, которого мы уже знаем как аргонавта. Пылкий и властный Адраст не всегда ладил с этим своим зятем; в предупреждение размолвки у них был заключен договор, чтобы все ссоры между ними были разрешаемы одинаково ими уважаемой Эрифилой.

Решив предпринять поход против Фив, Адраст стал собирать витязей. Согласились гордый Капаней, могучий Иппомедонт, юный и прекрасный Парфенопей, сын знакомой нам уже Аталанты, нашедшей себе в Аркадии другого мужа вместо героя калидонской охоты. Но более всех дорожил Адраст участием в походе своего зятя, аргонавта Амфиарая; и именно его ему не удалось уговорить. По мнению Амфиарая, Полиник был прав, быть может, против Этеокла, но был, безусловно, не прав против своей родины. «Никакая правда не оправдывает удара, наносимого матери, – говорил он, – а неправде боги победы не пошлют». Ввиду его упорства Полиник решился употребить крайнее средство. Уходя из Фив, ему удалось захватить с собою наследие своей матери, ожерелье Гармонии; его он предложил теперь Эри-филе. Не устояла душа женщины против блеска самоцветных камней в золотой оправе; призванная судьей между мужем и братом, она решила, что первый должен подчиниться последнему. Закручинился Амфиарай: он знал, что жена продала его, знал, что она отправляет его на гибель, и, что для; его правосудного сердца было тяжелее всего, на гибель в неправом деле. Но делать было нечего: в силу уговора он должен был подчиниться. Перед отправлением в поход он призвал к себе своего малолетнего сына Алкмеона и сказал ему, что он идет на верную гибель и что его убийца – Эрифила. Алкмеон запомнил его слова.

Амфиарай дополнил собою седьмицу витязей, собравшихся в поход против Фив; остальными были Адраст, Полиник с Тидеем и вышеназванные трое: Капаней, Иппомедонт и Парфенопей. От них этот поход и назван походом Семи против Фив; после калидонской охоты и похода аргонавтов это было третье крупное общеэллинское дело. Рать двинулась из Аргоса, поднимаясь из равнины в горы; миновала суровую микенскую твердыню – и вот перед ней на холме открывалась благословенная Немея, роща Зевса. Впереди, на всевидном месте, его храм, дальше небольшой посад, а между храмом и посадом скромный двор настоятеля храма, богобоязненного жреца Ликурга. Все это было заранее известно Амфиарию, естественно заведовавшему обрядностью похода; при переходе войска в другую область необходимо жертвоприношение, а для жертвоприношения – проточная вода. Кто же укажет таковую в «многожаждущей» Арголиде? Скорее всего, эта женщина, которая с ребенком на руках выходит из Ликургова дома. Он подходит к ней – боги, что это? В скромном убранстве рабыни перед ним стоит ласковая хозяйка аргонавтов, лемносская царица Ипсипила.

Мы потеряли ее из виду с момента отплытия аргонавтов. Вначале все шло хорошо; она стала матерью двух близнецов, из коих она одного назвала Ев-нем в память о «прекрасном корабле» его отца, а другого по имени ее собственного отца Фоантом. Но затем случилась беда: когда она была одна на берегу, на нее напали морские разбойники, увезли, продали в рабство – и вот она служит Евридике, жене Ликурга, и нянчит их младенца-сына Офельта. Все это она рассказала Амфиараю и прибавила, что Ликург в отлучке, дома только Евридика да еще двое юношей, пришедшие как раз сегодня по неизвестному ей делу. Просьбу Амфиарая об указании им источника она не сразу согласилась исполнить. Она рада бы услужить старому знакомому и аргонавту, но как быть с ребенком? После некоторого колебания она решила взять его с собой; а если госпожа рассердится на нее за ее своевольную отлучку, пусть выручит Амфиарай… Госпожа! Рассердится! Да что она, раба или лемносская царица? Как ни сломила ее судьба, но сегодня, перед этим аргонавтом, она чувствует себя прежней Ипсипилой. Итак, идем!