История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 203

«Все новые хорошие здания (в Тифлисе), – писал начальник Главного штаба, – построены во время управления генерала Ермолова военнорабочими. Сии работы и построение полковых штабов можно полагать из главнейших причин совершенного упущения фронтовой части; они имели также влияние на беспорядки в одежде и амуниции действующих войск прошедшей кампании, ибо команды наряжались без должного порядка, сообразно составу войск, и посылались в старой амуниции и в ветхих мундирах ^[1015], и, не возвращаясь в свои штаб-квартиры, выступили прямо в поход в самом жалком положении».

Желая ближе ознакомиться с положением дел, Дибич расспрашивал генерал-адъютанта Бенкендорфа 2-го и флигель-адъютанта князя Долгорукого. Первый повторил то же, что писал брату, с прибавлением, что общественное мнение будто бы настолько сильно против Ермолова, что он никак не может оставаться начальником края.

Князь Долгорукий был более беспристрастным и более солидным по своему мнению. Он говорил, что примирение Ермолова с Паскевичем невозможно, «но что в сем не причиною вражда первого против последнего, но более чрезвычайная чувствительность генерала Паскевича и хитрое действие одного поручика из армян (Карганова), служащего у Паскевича переводчиком». На вопросы Дибича о злоупотреблениях в администрации и о рассказах самого Ермолова князь Долгорукий отвечал, что злоупотребления, конечно, существуют, но преувеличены молвою; что относительно неосторожных слов Ермолова он решительно уверяет, что не только таковых никогда не слыхал, «но, напротив, заметил, что генерал Ермолов старается рассказывать доходящие здесь часто из С.-Петербурга выгодные слухи и анекдоты».

В последующих донесениях Дибич уклонялся от прямого оправдания или обвинения Ермолова. Начальник Главного штаба не сомневался в том, что Алексей Петрович сделал весьма значительные ошибки в прошлую кампанию, но не был уверен, что они были умышленны, а скорее произошли от неточных сведений о силе и свойствах (?) неприятеля и от излишней боязни дальнейшего распространения бунта в мусульманских провинциях. Строгое обхождение генерала Ермолова, говорил Дибич, восстановило против него дворянство, ханов и беков, но, быть может, оно имеет полезные последствия для рабочего населения и несомненно хорошее влияние на скорое покорение взбунтовавшихся и на умы беспокойных; установление низких цен на продукты также восстановило против главнокомандующего помещиков и купцов, но распоряжение это сделано исключительно в пользу казны.

«Равномерно, – доносил Дибич ^[1016], – заслуживает строгое порицание послабление его по экономической части полков и по употреблению в работу нижних воинских чинов, хотя нельзя сказать, чтобы приметно было малейшее дурное влияние на дисциплину и на дух войск, которые по всему, что я до сих пор видел, кажутся нимало не упущенными (я тут не говорю о фронтовой и гарнизонной службе, которые, конечно, требуют прилежного занятия)». Подробные инспекторские смотры были невозможны по разбросанности частей, употреблению войск на работы по частям и выступлению оных прямо с работ в поход против неприятеля. Все это могло иметь влияние на ослабление фронтовой части, но «упущения дисциплины я нигде не заметил», говорит Дибич ^[1017].

Имея полномочие в случае нужды объявить увольнение Ермолова, генерал-адъютант Дибич остановился, однако же, решением этого вопроса ввиду признаваемых им неудобств замены его генералом Паскевичем.

«Интриги и дух партий в здешнем крае между жителями, – писал Дибич ^[1018], – особенно армянскими, превышают прежнее ожидание мое. Перемена в начальнике откроет им полную надежду, ибо те самые причины, кои служат основанием разных злоупотреблений от властолюбия генерала Ермолова и не ограниченное законным ходом послабление против чиновников русских, удержали всех здешних в повиновении и страхе.

Генерал Паскевич с характером благородным, но чрезвычайно чувствительным соединяет недоверчивость страстную с большим доверием к тем, кои представляются ему водимыми подобными собственными его благородными чувствами. С сим характером, по мнению моему, он может подвергаться действиям сих интриг, кои завалят его доносами и делами тем более, что нынешнее положение обратило на него взоры всех справедливых и несправедливых неприятелей генерала Ермолова, и что он никогда не управлял гражданскою частью».

Убеждаясь на каждом шагу если не в полной несправедливости, то в значительном преувеличении всего доносимого Паскевичем, Дибич писал ^[1019]: «Я поныне не могу переменить прежнего мнения, что упущения есть довольно значительные, но что доносы о злодействах и преступлениях, основанные только на слухах, ничем не доказанные и весьма часто даже по совершенному недостатку причин к злодейскому поступку невероятные, никакой веры не заслуживают… особливо в краю, где, по несчастью, нахожу величайшую склонность к выдумкам, укоризнам и клеветам самым злодейским».

Итак, по мнению начальника Главного штаба, ни Ермолов, ни Паскевич не могли оставаться на Кавказе. Предположение назначить генерал-фельдмаршала графа Витгенштейна также не соответствовало цели, как человека уже старого и совершенно незнакомого с краем. К тому же, по мнению Дибича, назначение другого начальника должно было быть чувствительно для Паскевича, «ибо он полагал себя, по прежде данному ему препоручению, заступающим место Ермолова». Паскевич неоднократно заявлял Дибичу, что с отъездом последнего он никак не может оставаться с Ермоловым, который, в свою очередь, говорил то же про Паскевича. Зная нерасположение императора к Ермолову, начальник Главного штаба старался вызвать его на добровольное отречение и склонить на подачу просьбы об увольнении. Составляя вместе план будущей кампании, Дибич спрашивал Ермолова, в состоянии ли он привести его в исполнение, так как до него дошли слухи, будто он, жалуясь на затруднительное свое положение, говорил, что он чувствует себя менее против прежнего способным; что дело это слишком важно, так как оба составителя плана должны будут отвечать императору за его исполнение. Ермолов отвечал, что мысль, что он лишен доверенности государя, «приводит его иногда в нерешимость, и он чувствует, что присутствие генерала Паскевича, унижая его в глазах подчиненных, ослабляет дух и способности его».

Дибич высказал удивление, почему Ермолов не обратился прямо к императору с откровенным объяснением, и выразил мнение, что недоразумений с Паскевичем быть не могло, если бы он был с ним откровенен. Алексей Петрович заявил на это Дибичу, что положение его с самого начала было такое, что подчиненные должны были видеть генерала Паскевича наставником его; что совместное служение их с отъездом начальника Главного штаба может быть только вредно для дела. Ермолов говорил, что, повинуясь высочайшей воле, он готов служить с Паскевичем и даже под начальством его, потому что находит невозможным просить увольнения во время войны, но считает последнее полезнейшим для дел и просит довести о том до высочайшего сведения.