История войны и владычества русских на Кавказе. Назначение А.П. Ермолова наместником на Кавказе. Том 6 - читать онлайн книгу. Автор: Николай Дубровин cтр.№ 191

Оставив в лагере больных и вагенбург под прикрытием роты Херсонского гренадерского полка с двумя орудиями, Паскевич с остальными войсками двинулся к Худаферинскому мосту. Выступив в шесть часов утра 24 октября, он на реке Козлучае узнал, что Аббас-Мирза отступил к Ханбагу, в 20 верстах от Худаферинского моста. Отряд тотчас же был повернут и направлен на брод у деревни Маральян и остановился на ночлег у селения Кауджак. По причине нескольких крутых подъемов и спусков переход был затруднителен, отчего обоз и арьергард прибыли на ночлег поздно вечером. Посланная ночью партия татар и армян не открыла неприятеля, и утром 25 октября отряд продолжал свое движение. На пути Паскевич узнал, что Аббас-Мирза 24-го числа имел ночлег на реке Кара-пашалы и тянется на ардебильскую дорогу. Войска прибавили шага и в тот же день начали переправу через Араке. Высланные рекогносцировочные отряды не находили нигде сколько-нибудь значительных персидских сил.

При движении 26 октября главных сил через ущелье Хотай к реке Карапашалы явился лазутчик, объявивший, что Аббас-Мирза распустил до весны все свои войска и с небольшим только конвоем направляется к Ардевилю. Атаковать или преследовать было некого, и Паскевичу оставалось только принять меры к возвращению в более широких размерах пограничных наших жителей, угнанных персиянами при их бегстве. С этою целью были разосланы отряды по разным направлениям, а главные силы дошли до реки Карапашалы, потом повернули вниз по реке Даравурту и, дойдя до Аракса, переправились обратно у Асландузсвого брода. В этом месте Араке течет быстро, имеет 70 сажен ширины и около 3 футов глубины. Для обеспечения перехода людей были поставлены в воде восемь орудий, соединенных между собою канатом. «Люди шли один за другим, держась за канат; для облегчения их ружья перевезены на арбах, на которых также переправлены больные и слабые. Ниже переправы поставлены были конные казаки, а на берегу – надежные из солдат пловцы для подания в случае нужды помощи».

Переправа продолжалась восемь часов, и на той стороне, для прикрытия переправляющихся семейств и отогнанного скота, был составлен арьергард из шести рот 7-го карабинерного полка, казаков и четырех орудий. На другой день, т. е. 31 октября, к двум часам пополудни, все было уже переправлено на нашу сторону. Последствием этой экспедиции было возвращение 268 семейств, отогнание 5574 штук разного рода скота, обеспечивавшего отряд продовольствием на 40 дней ^[951].

Сверх весьма важного материального приобретения, экспедиция за Араке имела значительное нравственное влияние, ибо персияне не могли считать гор своих неприступными для русских. Они видели, что наши войска, подымаясь на самые крутые возвышенности и спускаясь в глубокие ущелья, прошли их не только с пехотою, кавалериею, но и с батарейными орудиями. Экспедиция эта еще более убедила Паскевича в необходимости быстрого и безотлагательного движения вперед. Он находил, что, с изгнанием ширванского хана и прибытием на Араке отрядов полковника Мищенко и самого главнокомандующего, можно было сформировать силы в 12 000 человек и, снабдив их двухмесячным продовольствием, подвезенным на арбах, идти за реку Араке, через Мешкин на Агар, чтобы, заняв последний, устроить кратчайшее сообщение через Худаферинский мост. Затруднения в этом, по его мнению, быть не могло, ибо в Агаре было почти развалившееся укрепление, а у Аббас-Мирзы войск вовсе не было, да и за исключением конвоя в 1000 человек остальные были распущены по домам.

Конечно, в Петербурге или Москве, за несколько тысяч верст, было трудно проверить, справедлив или нет Паскевич. Там не знали, что иметь повозки не в обычае жителей, что в крае их нет и купить их невозможно; что в это время года Кура бывает в разливе и переправляться через нее не на чем; что горные дороги были дурны, а осенью почти и совсем непроходимы и проч. Ермолов не считал нужным заявлять об этом и приводил в исполнение свой план действий сообразно с обстоятельствами и временем, а Паскевич писал, и писал много.

Устроив в Агаре опорный пункт, он предполагал двинуться на Тавриз. «Через скорое наше появление, – говорил Паскевич ^[952], – там ничего не успели бы приготовить к защищению, ибо войска разошлись по домам. Но положим, что успели бы собрать тысяч пять сарбазов, тогда воду отнять, ибо в Тавризе нет реки, а только большие проводные канавы и ручей». Тавриз был средоточием всякого рода боевых заготовлений. В нем были устроены Аббас-Мирзою арсенал, литейный завод, оружейная слесарня, пороховые запасы и склады ружей и снарядов. «Окрестности Тавриза весьма населены, – писал Паскевич, – так что около 60 деревень находится между Агаром и Тавризом; притом, в сем последнем около 80 000 жителей, – они делают свои запасы на всю зиму, – нельзя, чтобы мы не нашли продовольствия. Но положим, что сие бы случилось, то к необыкновенному нашему счастью неприятель не истребил запаса на реке Куре, – возле Зардоба, состоящего в 8000 четвертях. Итак, вот еще продовольствие на три месяца, а если бы уменьшить дачу хлеба, как это я сделал, и прибавить по порции мяса, то можно и четыре месяца жить. Выходит, что мы шесть месяцев не нуждались бы в продовольствии, а между тем в это время подвозы из Астрахани могли быть в Баку, от которой до Зардоба 200 верст».

Замечательно, что и начальник главного штаба барон Иван Иванович Дибич вторил Паскевичу и старался поддержать его в этом направлении. «Истинно жалею, – писал он Паскевичу в письме от 25 октября, – что недостаток в продовольствии и малочисленность войск не позволили пользоваться паническим страхом персиян, ибо я уверен, что начальное предположение ваше идти на Тавриз было бы увенчано полным успехом, если бы имели только 2000—3000 пехоты и столько же кавалерии, хотя бы иррегулярной (?!), и, может быть, нашлось тогда и продовольствие. Несчастная система раздробления распространила последствия свои и на успехи ваши; дай Бог только, чтобы по крайней мере послужило сие уроком для будущего времени».

Трудно поверить, чтобы строки эти были написаны с убеждением и чтобы Дибич верил в солидность своих слов. Форма частного письма дозволяла говорить что угодно, и Дибич, вероятно, отказался быть стать во главе движения на Тавриз с такими силами, которые он считал достаточными для Паскевича. Вернее предположить, что поддакивание вызывалось возрастающею силою и значением Паскевича в глазах императора, а затем и убеждением, что если такой человек потерпит неудачу, то и это будет недурно для самого Дибича. Справедливы или нет такие предположения, но во всяком случае и Дибич, и Паскевич сходились в том, что, по их мнению, с падением Тавриза персияне неизбежно должны просить мира.

«Я уверен, – писал Паскевич, – что вскоре по взятии Тавриза неприятель просил бы мира, а особливо когда бы резервы подошли; если бы нет, то весьма легко было бы взбунтовать народ против правительства, которое ненавидимо персиянами ^[953], и обещавши независимость ханам под нашим покровительством, как это было сделано при Цицианове, который четыре провинции сим приобрел России. Но сего последнего нельзя сделать при генерале Ермолове, который выгнал трех ханов: Ширванского, Карабагского и Нухинского (Текинского), говорят, худым обхождением своим. Сии ханы, распространяя, что нельзя доверять русскому правительству, обе-скредитовали русских в Персии».